– Безумно хочу тебя, желанная моя, – давая мне вдохнуть воздуха, шепчет Эдвард, и какие-то папки с грохотом падают на пол. Я вздрагиваю, а он успокаивающе гладит меня по руке. Мол, «всё нормально». Я мигом успокаиваюсь, потому что знаю, что всё даже лучше, чем просто «нормально».

– Тогда о тебе я вообще молчу, – отзываюсь ему в ответ, отшвыривая ногой подставку для канцелярских принадлежностей.

– Становишься такой же ненасытной?

– Есть у кого учиться, – обрываю разговор, не желая сейчас ничего ни обсуждать, ни пытаться выяснить. Порой мне кажется, что в моём сознании остались древние животные инстинкты. Сейчас я будто неандерталец, имеющий лишь одну цель в никчёмном существовании.

Я путаюсь в мыслях, но никак не в телодвижениях. Всё идёт гладко, словно по маслу, но в то же время так необычно и притягательно, что хочется и дальше продолжать экспериментировать в этом плане.

– Куда ты так торопишься? – стонет Эдвард, когда я стаскиваю с него рубашку.

– Мы в твоей клинике.

– Сама же сказала, что она моя, – произносит он и быстрым движением ставит меня на ноги, не прерывая поцелуев. – Значит, мне можно всё.

– Тебе всегда всё можно, – поправляя его, говорю я. Ещё секунда, и мои джинсы оказываются в груде одежды.

– В таком случае, я хочу тебя.

– А я тебя, – улыбаясь, вожусь с ремнём его брюк, пока задуманное, наконец, мне удаётся.

– Моя! – грозно рычит Каллен, оглядывая меня с ног до головы, перед тем как посадить обратно на стол. Дерево такое ровное и отполированное, что даже обнажённой мне комфортно на нём. Наверное, оно ещё и холодное, но в данный момент мне слишком жарко, чтобы замечать это.

– Твоя! – согласно отвечаю я, притягивая его к себе. – Только твоя.

Его глаза загораются, и жадный собственнический блеск заполоняет их.

– Значит, я беру то, что принадлежит мне, – с этими словами последние предметы моей одежды оказываются сорванными с тела.

Всё заканчивается довольно быстро, но мы оба получаем колоссальное наслаждение даже за такое короткое время. Испытывая лёгкую слабость и привычное умиротворение, лежу на груди Эдварда, вслушиваясь в ровное биение его сердца. Дыхание давно восстановлено, и теперь я не знаю лучшего времяпровождения – с Тони не в счёт – чем с Эдвардом Калленом.

Его пальцы лениво бороздят мою спину, продвигаясь всё ниже и переходя на бёдра и икры.

Сейчас меня ничто не беспокоит и не волнует. Все тревоги улеглись, будто их и не было.

До возвращения Энтони ещё полчаса, а я уже успокоилась.

– У тебя золотые руки, – шепчу я, приподнимая голову и целуя его грудь.

– Судя по твоей улыбке, не только руки, – смеётся мужчина, вгоняя меня в краску.

– По-прежнему смущаешься? – нежно спрашивает он, заглядывая мне в глаза.

Молча киваю, хотя на губах улыбка.

– Меня незачем смущаться.

– Знаю.

– У тебя на всё один ответ, – вздыхает он, но тем не менее сильные руки возвращают меня обратно к своему обладателю, продолжая свой незатейливый танец по моей обнажённой спине.

– Мне с тобой очень хорошо, – через некоторое время говорю я. – Гораздо лучше, чем с Джейкобом.

– Мне тоже очень хорошо с тобой, – отвечает он, целуя мои волосы.

Между нами воцаряется пауза, но длится она недолго. Прерывает её сам Эдвард неожиданным вопросом с его стороны.

– Что ты чувствовала в первый раз?

– То есть?

– В нашу первую ночь? – он заметно волнуется. Успокаивающе провожу ладонью по его руке, надеясь помочь. Но всё же решаю ответить честно, пусть эта честность не всегда оборачивается во благо нашим отношениям.

– Отвращение, – тихо говорю я.

Дыхание Каллена становится неровным, что меня настораживает и убеждает в неправильности – с какой-то стороны – своих слов.

– Ясно. Всё правильно, я заслужил, – признаёт он.

– Не столько к тебе, сколько к себе, – добавляю я, понимая, что это полный ответ. Настоящий. Я действительно чувствовала всё именно так.

– К себе? – удивление в его голосе придаёт мне сил говорить дальше.

– Именно. Я ведь продалась.

Эдвард замирает, и я тоже. На пару секунд мы оба погружаемся в те воспоминания. Не знаю, как он, а я не хочу повторения той ситуации. «Насильно мил не будешь!» – вот она, истинная правда.

– Это в прошлом, – вскоре произносит он, полным сожаления голосом.

– Конечно, в прошлом, – быстро соглашаюсь я, выныривая из бесконечных дебрей памяти. – Теперь всё по-другому.

– Да, по-другому, – он повторяет за мной, убеждая, скорее, себя самого, чем подтверждая истину.

– А что чувствовал ты? – осторожно интересуюсь я.

– Власть, – стальным тоном отвечает он.

– Объяснишь?

– Белла, до того как ты показала мне, что можно заниматься сексом с нежностью, для меня существовало лишь подчинение. Если вдуматься, мне в жизни ничего и никогда не принадлежало толком. Ощущение власти над теми, кто не может отказать и вынужден повиноваться любому слову, давало мне удовлетворение, – медленно объясняет он, стараясь с точностью подбирать слова. – Ты была не такая, как другие, ты хотела бороться. Даже со мной.