Самрат родился в Дели. Всегда знал, что принадлежит к богатому знатному роду. Купался в любви и заботе. Он был поздним единственным ребенком. Родители, бабушки и дедушки души в нем не чаяли. Ходил в элитную английскую школу, играл в футбол. Вечерами бабушка рассказывала ему старинные легенды. Совсем о древних временах. Говорила, что предки его пришли откуда-то с Севера. Из поколения в поколение передавался в семье перстень с огромным сапфиром – свидетель их древнего рода. Самрат смотрел сквозь камень на солнце. Внутри играли голубые искры, похожие на цвет океана. С детства он проводил каникулы на ГОА, отдыхал в родовом поместье, катался на отцовской яхте. Любил океан, вглядывался в самую глубину, лучи солнца тонули, превращались в синие всполохи.

Пытался представить, как выглядели его далекие предки. Высокие, светлые, голубоглазые. Не верил бабушке, но перстень-то – вот он!

Лила появилась в их доме, вместе со своей тетей – новой прислугой. Мать разрешила горничной приводить с собой маленькую племянницу. Самрату, тогда, было двенадцать, и он не обращал внимания на худенькую замарашку. Зато, все остальные полюбили маленькую проказницу. С утра до вечера звучал в доме ее смех. Она придумывала новые забавные игры, вовлекая в них всех домочадцев. Самрат морщился, спрашивал бабушку:

– Почему она такая шумная?

– Просто – такой веселый человечек. Посмотри, девочка сирота, у нее никого нет, кроме тети. Она не помнит погибших родителей. Но, какая она веселая. Дарит радость всем окружающим. И имя у нее под стать Лила – значит «игра». Красивая, беленькая. Никогда не видела такой белой кожи у индианок.

Самрат ревновал. Как бабушка может хвалить кого-то кроме него! Как может восхищаться этой пигалицей. Ну, да кожа белая, красивые карие глаза, но все равно – противная лохматая обезьяна. Кричал девчонке обиженно:

– Манки, убегал в свою комнату.

Мать опекала малышку, всегда мечтала иметь дочку. Самрат, больше, никогда не видел Лилу лохматой в неопрятной одежде. Девочка взрослела, ходила в школу, помогала тете наводить порядок в доме. Однажды, тетя приболела и Самрат попросил, нет потребовал:

– Манки, убери мою комнату, нечего прохлаждаться здесь.

– Сам уберешь, не маленький, – Лила уставилась ему прямо в глаза, нисколько не смущаясь.

Самрат давно перестал замечать это бесплатное приложение к прислуге. Сейчас присмотрелся. Девчонка – то подросла. Превратилась в молоденькую девушку. Ей, наверное, 12 уже. Точно! Ему через неделю восемнадцать, она на шесть лет моложе. Тоненькая, нескладная какая-то. Волосы заплетены в толстую косу. На бледном лице горят карие глаза. Непримиримо горят. Вызов? Ему вызов! Ха-ха!

– А, что тебе еще здесь делать? Не хочешь убирать – пошла вон, махнул небрежно в сторону двери.

Ждал, вот сейчас попросит прощения, возьмется за тряпку.

Подняла голову, в глазах тоска какая-то и затаенная обида. Все это быстро промелькнуло, может быть даже, показалось ему. Теперь – только ярость, гордость и задранный подбородок. Сняла молча фартук, кинула ему в лицо, пошла к двери.

Как! Как смеет она так вести себя с ним! Догнал в два прыжка, прижал к стене, не давая возможности уйти. Сейчас он ей покажет! Пыталась выскользнуть под рукой, пнула в голень. Самрат согнулся от неожиданности, схватился за ногу. Когда Лила метнулась к двери, он успел поймать ее за косу, дернул к себе. Девушка упала на спину, схватилась рукой за волосы, заплакала. Ей, еще, никогда не было так больно!

Самрат сам, едва сдерживал слезы, подошел прихрамывая. Завтра решающий футбольный матч, а она нанесла ему травму. Захотелось пнуть это завернутое в сари тело, выместить злость, которую не мог контролировать и люто ненавидел, сейчас, эту вздорную девчонку.

Она поднялась и стояла теперь у стены, рыдала в ладони. Поняла, что уйти не удастся. Придется отвечать за свою выходку. Прислуга! Так вести себя с сыном хозяина! Как ее наказать? Ударить или пнуть также по ногам? Занес руку:

– Ну, что, Лила – доигралась? Смотри не переигрывай, не советую связываться со мной.

Самрат думал, что она начнет скулить и просить прощения. Нет. Отняла от лица ладони, закрыла глаза. Гордая. Молча ждала удара. Стало смешно. Пигалица, вся в его власти – пытается что-то строить из себя. Интересно, почему ведет себя так? Хочет привлечь внимание? Никогда не замечал за ней такого. Или сама по себе гордячка? Никому спуску не даст.

От нее пахло жасмином и еще чем-то неуловимо сладким. Ненависть улетучилась. Приблизился настолько, что ощущал жар от ее тела, горячее дыхание на своей шее. Смешная, стоит, ждет удара, шепчет что-то, молитву, наверное. На щеках дорожки от слез и губы зареванные яркие. Потянуло прикоснуться. Неудержимо потянуло. Наклонился и ожег ее соленый рот поцелуем. Обнял, не давая отстраниться. Она открыла глаза – паника. Юное тело трепетало в его руках. Пыталась вырваться, кажется, снова пнула в голень. Не ощущал себя, и ничего не помнил, потом. Только стук ее сердца, огромные карие глаза, сладость поцелуя.

Убежала, хлопнув дверью, время шло, а он все стоял, закрыв глаза, сберегая свои ощущения. Он уже целовался с девчонками, было кое-что и посерьезней. И девицы попадались – ни чета этой пигалице. Вполне, созревшие, влекущие, будили в нем мужчину и потребность удовлетворить желание. Но, ни с одной он не чувствовал такую нежность, ни один поцелуй не вызвал в душе такой восторг. Одернул себя, – Спокойно, парень, она же совсем ребенок. Нельзя думать о ней в таком ключе. Стало неловко и стыдно немножко. Перед ней. Был таким грозным и вдруг – поцеловал. Что она подумает! Ну, пусть считает это наказанием!