— Я облажался, Рейн, — прошептал я. — Даже после всех смертей, что я видел, — смертей, в которых был виновен — я не мог спать. Не мог ничего есть, без чувства тошноты, и не мог выкинуть их лица из своей головы. Каждую ночь, снова и снова. Некоторое время я даже не мог покинуть свою квартиру, и где-то через месяц наконец-то сказал Лэндону, что больше не буду участвовать в турнирах. Неделю спустя Гюнтер был арестован и сдал своего дядю, и следующее, что я понял — это то, что согласился дать показания. Лэндон узнал это, пришел и выбил все дерьмо из меня, но я отказался идти на попятную. Я думал, что если сделаю это — если помогу отправить их за решетку, я смогу снова спать. Или это позволит мне спать, или я умру.

— Хотя это не сработало, — сказал я ей. — Даже после того как Гюнтер оказался в тюрьме, я все еще видел кошмары. Может, потому что Фрэнк был оправдан... Не знаю... поэтому я начал пить... много. Я пил, когда ушла Джиллиан, и иногда это помогало забыть на некоторое время, так что я начал пить, когда ночные кошмары стали одолевать меня. В конце концов, они ушли, или я просто не запоминал их, после того как напивался до бессознательного состояния. Вот как я поступал... годами... пока не попал на плот.

— Ты говорил о некоторых вещах, когда спал, — сказала мне Рейн. — Ты говорил о суде, когда болел, и ты говорил о Лэндоне все время.

— Я не знал, что делал это прежде, — признался я. — Я по-настоящему не спал ни с кем кроме тебя.

Рейн выпустила мягкий, раздражительный смешок.

— Я имею в виду...

— Я знаю, что ты имеешь в виду, Бастиан. Все в порядке. Я знаю ты... был со многими женщинами.

— Не так как с тобой, — сказал я тихо.

— Я знаю это тоже, — сказал она, пальчиками очерчивая мой подбородок.

— Никто никогда не относился ко мне, как ты,— сказал я. — Я всегда был... не знаю... брошенным? Когда я был ребенком, у меня даже не было настоящего имени.

— Что ты имеешь в виду?

— Одна из социальных работниц сказала мне, когда я подрос. Я спросил у нее, откуда я и кто мои настоящие родители. Думаю, мне было шесть или семь. Меня только что перевели из одной приемной семьи в другую. Я учился еще в той же школе и случайно сел в автобус, который ехал в первую семью. Когда я приехал, приемный отец не позволил мне войти, хотя на улице был дождь. Он накричал на меня и сказал оставаться снаружи. В конечном итоге приехала социальная работница и забрала меня. Я спросил у нее кто мои настоящие родители.

— Он заставил тебя стоять под дождем? — ахнула Рейн. — Как кто-то мог сделать такое с маленьким ребенком?

— Он был очень злым со мной, — сказал я. — Не помню почему, хотя, полагаю, что заслужил это.

— Никто не заслуживает этого. — Я услышал ее бормотание, но не чувствовал, что готов спорить с этим. Очевидно, кто-то заслуживал это. Я, например.

— Тогда меня называли Себастиан Смит. Я знал только свое имя, когда меня нашли, я полагаю, поэтому они просто сделали фамилию и день рождения и все подобное дерьмо для меня.

— Ты не знаешь когда твой настоящий день рождения? — Рейн звучала полностью подавленно.

— Нет, — ответил я. — Они просто отвели меня к доктору, который сказал, что я, вероятно, рожден в мае, и они выбрали фамилию и дату рождения, чтобы сделать свидетельство о рождении.

— О боже мой, — пробормотала Рейн, ее пальцы оказались в моих волосах, когда я вжался ближе в пространство между ее шеей и плечом.

— Все в порядке — мне плевать. — Я сделал глубокий вдох, вдохнув ее запах, прежде чем продолжить. — Социальная работница сказала, что никто не знал моего настоящего имени, поэтому они просто дали мне это.

— Как ты стал Старком тогда?

— Это фамилия Лэндона, — сказал я. — Я взял его фамилию через три месяца после того, как начал драться для него. Он был мне почти как отец, и я хотел привязаться к кому-то, даже если это было не по-настоящему.

— Так же как Мистер Пушистик, — сказал Рейн.

— Только не снова эта гребаная собака! — зарычал я, наклоняя голову, чтобы посмотреть на нее.

— У него не было имени. — Рейн заправила прядь мне за ухо и провела пальчиками по моей шее. — Я не знала, откуда он появился и как. Но ты знаешь, у него тоже были кошмары.

— У собаки были ночные кошмары? — фыркнул я.

— Были! — утверждала она. — Он скулил и рычал во сне.

— Ты знаешь, я не люблю это дерьмо, — напомнил я ей, — сравнение меня с собакой.

— Я любила Мистера Пушистика, — сказала Рейн тихо, — и тебя тоже люблю. У вас много общего. Он был предан мне и всегда пытался защитить, когда люди, которых он не знал, оказывались рядом. У него ушло некоторое время на то, чтобы начать доверять мне, но когда он это сделал, я не могла просить о лучшем компаньоне.