Тут я вспомнил о просьбе отца Борьки, на территории сада отыскал уличный телефон таксофон и стал без денег набирать номер. На третий раз мне повезло, я хорошо и ровно пробил по телефонным рычагам три раза вместо того, чтобы набрать на циферблате тройку и соединился с абонентом. На третьем гудке трубку подняли и такой доброжелательный материнский голос произнес:

– Это аппарат Николая Николаевича Гольского. Я вас слушаю.

Я собрался с духом, серьезным и голосом взрослого человека проговорил:

– Звонит Марк Ганеев. Я хотел бы встретиться и переговорить с Николай Николаевичем?

– Извините, а какое ваше отчество?

– Марк Александрович!

– Извините, Марк Александрович, Николай Николаевич сейчас отдыхает! Вернется в Москву в конце этой недели. Как ему о вас доложить?

– Передайте ему, пожалуйста, что я хочу с ним встретиться по просьбе инженера Фрейдланда. Он меня попросил кое-что передать Николай Николаевичу!

– Но, ведь, инженер Фрейдланд...

3

Одним словом, этот день у меня полностью выбился из обычной колеи школьных дней. Возвращаться домой было слишком рано, так что незаметно я подобрался к своему дому, в укромном уголке спрятал портфель и решительно направился в сторону метро Новослободская. Я решил немного прогуляться по родным пенатам, посетить древние бараки в Лефортово на Яузе, где мы с Витькой родились и росли, пока мама не перевезла нас на Ленинский проспект.

Уже в тот момент, когда я выходил из метро Бауманское и поворачивал направо, чтобы спускаться к Яузе, как на меня дохнуло чем-то родным и обжитым. Прошло много лет с того времени, как я здесь хозяйничал, налаживая торговлю среди населения чулочно-носочной продукции фабрики "8 Марта". Но у метро Бауманская уже сидели другие бабушки, хотя некоторых из них я еще узнавал, но никто из бабушек меня уже не узнавали, слишком уж я подрос к этому времени. Я проходил через ряды этих бабулек, видел, что они не торгуют ни чулками, ни носками, а черт знает чем, какой-то косметикой, а некоторые бабули даже приторговали самопальной водкой. Я несколько раз прошелся между рядами, разыскивая ответственное лицо за торговлю, чтобы ему попенять за ассортимент продаваемых изделий. В свое время в торговле на вынос я так низко не опускался, мой ассортимент был интересней и богачей.

Так и не найдя ответственного за торговлю у станции метро лица, я плюнул на все, и отправился на свою Малую Почтовую улицу.

По дороге не удержался, все-таки заглянул на Бауманской рынок. В первую минуту мне показалось, что и здесь мало осталось знакомых! Но за воротами рынка я нос к носу сталкиваюсь с его директором Станкевичем, который, не смотря на то, что я сильно подрос, моментально меня признает. Он вежливо и осторожно протянул мне руку для дружеского рукопожатия, также вежливо и в полголоса поинтересовался тем, уж не собрался ли я со своей чулочно-носочной продукцией вернуться на его рынок. Ради этого он готов мне предоставить полгода беспошлинной торговли и столько торговых мест, сколько я захочу. Совершенно не желая разочаровывать этого неплохого человека, я говорю о том, что вернулся в пенаты, чтобы подышать родным воздухов. Директор рынка, понимающе потряс головой, и вскоре он уходит в свой кабинет.

Я же прошелся по рядам, чтобы еще раз убедиться в том, что рыночная торговля в нашем городе постепенно умирает! Вместо того, чтобы на рынках дать волю нашим крестьянам, разрешить им продавать свою огородную и садовую продукцию, сегодня на московских рынках все в большем количестве начинает появляться и продаваться дальнепривозная восточная продукция по неподъемным для москвичей ценам.

Оба барака, пятый и шестой, я родился в пятом бараке, по-прежнему, стояли на своих местах. Только они сильно изменились! Когда в те давние времен я носился по их коридорам, то потолки бараков казались мне высокими, стены крепкими и надежными. А сейчас поднял руку и достаю потолок, стены фанерные и какие-то убогие. Через них слышно, как женщина успокаивает своих детей. Да и контингент жильцов наших бараков сильно изменился. В мои времена в них жили одни только русские семьи, в основном обезземелевшие подмосковные крестьяне, приехавшие в Москву на заработки. Сегодня же в этих бараках можно было встретить семьи цыган, белорусов и молдаван и даже азербайджанцев.

Когда я входил в свой барак, то едва головой не ударился о притолоку входной двери. Коридоры, их было четыре, были пусты и практически не освещены. Шагая почти наугад, я прошел в самый дальний угол барака, где когда была наша комната под N 40, в которой я прожил почти десять лет. На мой стук открыла молодая девчонка цыганка. Огромными глазами она удивленно на меня посмотрела. Я ей объяснил, что в этой комнате я когда-то жил с матерью и братом, а сейчас хотел на нее снова посмотреть. Но девчонка отрицательно покачала головой и сказала, что мужа нет дома, а без него она никого не пустит в дом. Я как-то сразу понял, что эту девчонку бесполезно о чем-либо упрашивать, молча, развернулся и по коридору поплелся на выход.

Этот день стал действительно самым неудачным днем в моей жизни!

Но уже на выходе из барака меня окрикнул какой-то знакомый голос. Я повернулся на зов и увидел Коммуниста беспортошного. Если сегодня меня кто-либо спросит, какое было настоящим именем этого человека, то я не смогу ответить на этот вопрос, этот парень всегда носил эту кликуху, - Коммунист беспортошный. В те времена, играя или дерясь с ним, я всегда думал, что он мой ровесник по годам. Но сейчас я вдруг увидел стоящего перед собой вполне взрослого мужика, а не подрастающего молодого парня. Мы бросились друг другу в объятия, начали громко кричать, приветствуя друг друга, хлопая по плечам. Наконец-то, радость встречи немного поулеглась, мы отошли друг от друга на шаг, друг к другу внимательно присматриваясь.

– Ты, куда-нибудь спешишь?
– Поинтересовался мой друг и одновременно злейший враг всего моего детства.

– Да, нет! Мне некуда спешить! Я в бараки приехал для того, чтобы вспомнить свое детство! Посмотреть на Яузу, на берегах которой мы столько дрались!

– Смотри-ка, Марк! Прошло столько времени, когда мать увезла тебя с братом, а ты только первый раз сюда приехал. Твой же брат, чуть ли не каждый месяц здесь снова и снова появляется!

Я сразу же насторожился, Витька ни разу мне не говорил о том, что он так часто ездит в наше детство. Пару я ему говорил о том, что собираюсь посетить Лефортово, но он мне прямо-таки запрещал туда ездить, угрожая своим кулаком!