Ещё издали стало видно, что ни одно окно не светится в камергерском доме – он словно вымер, этот дом.

«Вот и пропала надежда на благополучный исход, – холодея, подумал Сергей Ефимович. – Даже лампадки у икон не горят. А я уж нафантазировал мирную картину: Вера разливает чай в гостиной, дамы беседуют, перемывают косточки знакомым…»

– Может, там совсем никого нет? – тихо спросил Павел, снова вспомнив, как пожилой, похожий на крысу господин крался по набережной. – Хозяин ведь мог уйти по своим таинственным делам.

– Бьюсь об заклад, Семён у себя. Спит, как медведь в берлоге! – крикнул неунывающий Фёдор Ипполитович. – Хорошо бы ещё прислугу на ночь не отпустил, а то не достучимся.

Стучать действительно пришлось долго, да что там стучать – грохотать! Уже хотели уходить несолоно хлебавши, когда на втором этаже зажёгся тусклый огонёк, и через пять минут сонный злой голос спросил из-за двери:

– Кто здесь?!

Прибывшие назвали себя и тотчас были впущены в дом, где пред ними в ночной рубашке и колпаке предстал его превосходительство господин камергер. Мерцающий свет керосиновой лампы, которую Семён Васильевич держал в руке, освещал весьма растерянное и напуганное лицо. Да-да, вне всяких сомнений – именно напуганное!

– Что? Что случилось?! – начал он, не озаботившись поприветствовать нежданных гостей.

– Пропали Мари с племянницей. Из нашего дома они ушли вместе с Верой и до сей поры не возвращались! – сухо ответил Крыжановский, а Щербатский добавил:

– Горничную твою следовало бы поучить манерам, ни в какую не пожелала тебя будить… Кстати, где эта ехидна?

– Ох, ты, беда-то какая! – заохал старик. – Я себя скверно почувствовал и лёг сегодня пораньше, а прислуге разрешил уйти, как всё закончит. Вот ведь напасть: похоже, Верочки сейчас нет у себя-с, она спит чутко, и давно бы услыхала, как вы стучите. Пойдёмте же!

Хозяин дома привёл гостей к спальне супруги, постучал в дверь и, не дождавшись ответа, вошёл. Комната оказалась пуста, а кровать не разобранной.

– Что же это, право? Ведь прежде она никогда-с!.. Где же теперь искать?

Крыжановскому надоело слушать старческие причитания, и он твёрдо сказал:

– Где искать, спрашиваешь?! Что же, кое-какие соображения на сей счёт у нас имеются! На Николаевской набережной, там, где дверь, ведущая под землю, вот где!

Услышав эти слова, Семёнов побледнел так, что стал похож на мертвеца.

– Я не понимаю, право, господа…

– Полушубок, что висит в прихожей, тот самый… – горячо зашептал Циммер.

– Всё ты понимаешь, Семён! – раздражённо бросил Щербатский. – Эти дети заметили, как ты садишься в трамвай, и из озорства решили проследить за тобой. Потом они, как водится, проговорились Вере…

– Не может быть! – отчаянно вскрикнул камергер и тяжело опустился на кровать.

– Ещё как может, вот, изволь ознакомиться! – Сергей Ефимович сунул ему записку, которую оставила Мари.

– Будет тебе, – ласково сказал Щербатский. – Здесь все мужчины, мы уж точно не упадём в обморок от признаний в запоздалой и греховной любви. Дело, ведь, наверняка в какой-нибудь юной курсистке, которая так нуждалась в покровительстве убелённого сединами человека? Бывает…

– Вы не понимаете!!! – взвизгнул камергер, хватаясь за сердце. – Это катастрофа! О, я старый болван!

– Тоже ещё нашёл катастрофу! – возмутился Фёдор Ипполитович. – Великое дело – жена застукала!

– Что там, за железной дверью, Семён? – потерянно спросил Сергей Ефимович, который по поведению старика прекрасно понял: дело обстоит гораздо хуже, нежели полагал шурин.

Вопрос пришлось повторить, ибо Семён Васильевич сидел, уставившись в одну точку и, казалось, совершенно отрешился от происходящего.

– Нет там ничего странного… Сточные коллекторы, вот и вся недолга, – произнёс он, наконец.

– Так какого лешего тебе там понадобилось?! – взорвался Крыжановский.

Поскольку Семён Васильевич не ответил, слово взял Фёдор Ипполитович.

– Оставь его, Серж. Не желает сознаваться, и пусть себе, нам его дурно пахнущие тайны ни к чему. Уж я свою сестру знаю, в канализацию она нипочём не полезет, хоть ты тресни. Следовательно, можно предположить, как оно случилось на самом деле. Дамы потоптались на набережной, может, даже вошли в дверь, но пробыли там лишь до тех пор, пока не испачкались в дерьме, и не осознали, где именно очутились. А дальше просто ретировались. О, я прямо вижу, как они, после своего пикантного приключения, негодуют, как жалуются друг другу на нас, мужчин. Естественно, в такой ситуации самым разумным исходом представляется ресторан с глинтвейном! А как же иначе? Натурально, они сейчас где-то гуляют, а вовсе не похищены Орденом Мартинистов...

– Нет, Фёдор! – по-стариковски пронзительно воскликнул Семёнов. – Они пошли в коллекторы, и даже дальше. Теперь я в этом уверен…, а тогда решил по простоте, что услыхал другую группу, о которой мне знать не положено…

– Ещё одна версия? – удивлённо поднял брови Щербатский.

– Изволь помолчать! – осадил его Крыжановский, и выжидающе уставился на Семёнова.

– Да-с, уверен… – произнёс тот, снова хватаясь за сердце. – Нужно срочно ехать… Сейчас, через пару минут сердце отпустит, и немедленно отправляемся. Эх, не опоздать бы!