Это реальные вещи». То же касается и факта, что мы все любим поговорить о себе, но это не новость. В обсуждении влияния участия в боевых действиях на психику человека указывается, что этот специалист сказал, что изображения мозга показывают, что посттравматическое стрессовое расстройство (ПТСР) является «реальным расстройством» (можно подумать, мы этого не знали раньше). Мы стали употреблять слово «нейроизбыточность» как один из «нейрологизмов», обозначающий вещи, которые мы давно знаем без всякой томографии (37).

Второй важнейший момент — планирование эксперимента. Мы уже говорили, что особенности заданий, которые экспериментаторы дают своим испытуемым, могут оказать существенное влияние на выявленные мозговые корреляты, будь то предъявление фотографий любимых людей или пренебрежение цветом на фотографиях, запечатлевших испуганные лица. Даже вроде бы пустяковые различия в постановке эксперимента могут привести к огромной разнице в выводах. Если речь идет об интерпретации результатов функциональной нейровизуализации, контекст определяет все.

Третье: здравое чувство осторожности должно возникать, когда вы слышите об исследовании, где подходящие психологические объяснения выводятся из активности мозга. Есть большая разница между сообщением исследователя о том, что «область А демонстрирует повышенную активацию, когда испытуемые смотрят на кандидата В, но не на кандидатов С и D» (это просто точная констатация) и менее осторожным заключением, мол: «активация области А означает, что избиратели предпочитают кандидата В всем остальным» или, еще хуже, «активация в области А означает, что избиратели предпочитают кандидата В всем остальным, поскольку они находят его более сексуальным [или более дружелюбным, более привлекательным, более умным или еще более каким-нибудь]».

Если мы будем помнить обо всех этих оговорках, то это поможет сдержать преждевременный энтузиазм в отношении данных визуализации мозга. Когда фМРТ, ПЭТ и другие методы функциональной

визуализации мозга впервые получили широкое применение в головокружительные дни 1980-х и 1990-х, множество ученых — вероятно, не следовавших этим предупреждениям в должной мере — уверенно предсказывали революцию в нашем понимании психических заболеваний, наркозависимости, эмоций и личности. Научный потенциал того, что бывший президент Джордж Буш 17 июля 1990 года провозгласил «Десятилетием мозга», казался практически бесконечным. Такие научные дисциплины, как нейробиология, психология и психиатрия, по мнению многих, стояли на пороге новой парадигмы (38).

Даже вроде бы пустяковые различия в постановке эксперимента могут привести к огромной разнице в выводах.

Прогнозы наиболее уважаемых лидеров в этой области знаний были экспансивными. В своей книге 1984 года «Сломанный мозг: биологическая революция в психиатрии» {The Broken Brain — The Biological Revolution in Psychiatry) психиатр Нэнси Андреасен (Nancy С. Andreasen), которой президент Клинтон впоследствии вручил Национальную медаль науки, предсказывала, что «по мере усовершенствования и повышения точности эти техники нейровизуализации и другие лабораторные исследования психических заболеваний в ближайшие годы станут частью обычной медицинской практики, тем самым повышая точность диагнозов и помогая в поиске их причин» (39). Двумя годами позже Херберт Парде, впоследствии глава Национального института психического здоровья, написал, что «нейробиология предлагает не только новую информацию, но и поразительные новые технологии и подходы... в то время как большая часть того, что касается клинических возможностей, открывающихся благодаря исследованию мозга, многообещающа, огромные перемены ожидаются в ближайшие 10-20 лет» (40).

Сравнить взгляды нынешнего главы Национального института психического здоровья, Томаса Инсела, с теми взглядами Херберта Парде двадцатилетней давности очень поучительно. Как высказался Инсел в отрезвляющей статье 2009 года, нет никаких свидетельств тому, что

последние два десятилетия развития нейронауки сделали нас свидетелями снижения распространенности психических заболеваний или как-либо повлияли на продолжительность жизни пациентов (41). Неспособность методов нейровизуализации обеспечить массированное проникновение в причины психических заболеваний и их способы лечения напоминает о необходимости быть сдержанными в своих ожиданиях.

Однако такая сдержанность наблюдается далеко не всюду. В новом ставшем популярным по всей стране предприятии под названием Amen Clinics пациентам обещают, что могут диагностировать и вылечить депрессию, тревожность и синдром дефицита внимания и гиперактивности, используя нейровизуализацию. Его основатель, психиатр Дэниел Амен, управляет империей, включающей помимо прочего издание книг, телевизионные шоу и линию пищевых добавок. Тип сканирования, предпочитаемый Аменом, — однофотонная эмиссионная компьютерная томография (ОФЭКТ) [29] , метод радионуклидной нейровизуализации, регистрирующей кровоток. Несмотря на практически повсеместное соглашение между психиатрами и психологами, что функциональная томография в настоящее время не может быть использована для диагностики психических заболеваний, Амен настаивает, что «не использовать томографию в сложных случаях равноценно профессиональной некомпетентности», как он сказал на симпозиуме Американской ассоциации психиатров (42).

Однако специалисты по визуализации мозга избегают подобных экспансивных заявлений. Они хорошо осведомлены о принципиальных ограничениях возможных заключений о психическом состоянии человека, сделанных на основе биологических индикаторов. Они с готовностью принимают то, что достоинства фМРТ, замечательной технологии, которая еще относительно молода и будет развиваться, лучше всего проявляют себя в лабораториях, занимающихся когнитивной

или аффективной нейронаукой (43). Опасность возникает, когда томография покидает сферу экспериментальной науки и входит в области, имеющие непосредственные социальные последствия, такие как право или бизнес, где крайне необходимая сдержанность в интерпретации часто уступает экстравагантным заявлениям о том, что изображения мозга могут сказать нам о психике.