— Кто-нибудь слышал выстрелы? — поинтересовалась она у Тула.

— Кое-кто из соседей утверждает, что слышал. Но им и в голову не пришло звонить в полицию, поскольку все решили, что это где-то на бульваре. В здешнем квартале что ни день — стрельба. Они уже привыкли, знаешь ли. И не станут звонить в участок лишний раз.

— И кто в этом виноват? — возмутилась Тесс.

— Они сами, конечно. Привыкли палить по всякому поводу и без повода, вот и все. Слушай, Тесс, хватит! Я ведь тоже могу сыграть «плохого полицейского», так что не надо, ладно? Этого ты хочешь, да? Или ты в самом деле думаешь, что я такой?

— А что я, по-твоему, должна думать, когда ты ведешь себя так, как сейчас?

— Я веду себя так не сейчас, а с того дня, как ты влезла по самые уши в дело Лютера Била. А теперь скажи честно — что, разве я был не прав, а, Тесс? Постарайся посмотреть на это моими глазами. Если бы ты не взялась помогать Билу, ты бы не отправилась поговорить с Кейшей Мур и уж точно бы не оказалась тут сейчас Разве не так? И что ты чувствуешь теперь, интересно знать? Я имею в виду, достаточно тяжело, когда у тебя на совести убийство Трежера Титера, а…

— Вы уже тут закончили?

— Пока нет.

Женщина в полицейской форме, подойдя к Тесс, протянула руки. Та сначала даже не поняла, что от нее хотят. Сообразив наконец, что речь идет о Лайле, Тесс бессознательным движением прижала малышку к себе.

— Не волнуйтесь, — успокоила ее женщина в форме. Она казалась еще совсем молодой, даже по сравнению с самой Тесс, не больше двадцати одного — двадцати двух лет. — С девочкой все будет в порядке.

Под мышкой у нее была нераспечатанная пачка памперсов и еще большая сумка в придачу. Оставалось надеяться, что ей удалось-таки отыскать детскую одежду, вздохнула про себя Тесс. Но почему-то ей было неприятно признать, что эта совсем еще девочка легко справилась с тем, что ей самой оказалось не под силу.

— Что вы собираетесь с ней делать?

— На одну ночь отвезем ее в детский приемник. Но это только временно. А потом наведем справки о ее семье. Может быть, кто-нибудь из родственников пожелает взять ее к себе.

Тесс старательно припомнила все, что ей было известно о семье Кейши, — почти свихнувшаяся наркоманка Тония, невестка, которую она так никогда и не видела и которая сама при первом же удобном случае подбрасывала Кейше своих детей…

— А если они не смогут этого сделать?

— Тогда она окажется в приюте или ее отдадут на воспитание. Не тревожьтесь, мы знаем, как поступать в таких случаях.

— Господи помилуй, вы так говорите об этом, словно это какая-то формальность! — Тесс понемногу начала закипать.

— Так оно и есть, Тесс, — остановил ее Тул. Теперь его голос звучал так, как будто они вновь стали друзьями. — Успокойся. Ты думаешь, эта малышка — первый в Балтиморе ребенок, чьи родители были убиты?

— Нет, конечно. — Разом сникнув, Тесс протянула девочку сотруднице полиции. Наплакавшаяся Лайла так и не проснулась. Знала бы она, что с этого момента вся ее жизнь круто изменится, с горечью подумала Тесс. Все, что будет с ней дальше, так или иначе будет связано с этой вот ночью, с решением, которое было принято за нее другими людьми. Что она подумает, проснувшись в чужом месте, увидев вокруг незнакомые лица? Что она помнит о своей прежней жизни? Многое ли вообще помнят дети? Может, малышка будет отчаянно ждать, когда придет мама и заберет ее домой? А дочка Джекки? Ждала ли она свою мать… скучала ли по той, которую никогда не видела? Что, если где-то в подсознании даже таких крошек сохраняется смутное воспоминание о той женщине, что дала им жизнь? Тесс вдруг попыталась представить себе, каково ей было бы жить без Джудит. Ах, эта Джудит! Вечно всех критикующая, способная кого угодно свести с ума, возмущающаяся по каждому поводу… такая замечательная… и при этом вечная мученица. К тому же Джудит просто невозможно было представить себе без бабули Вайнштейн!

— Давай-ка я отвезу тебя с собакой домой, — вызвался Тул. — Уже темно, и я с ума сойду, представляя себе, как ты одна идешь к себе на Батчерз-Хиллз.

— Не надо. Искей выглядит достаточно устрашающе. Так что не думаю, что кому-то придет в голову нас обидеть. — Тесс смущенно отвела глаза в сторону. Сейчас она чувствовала себя так же по-дурацки, как и Тул, мучившийся от сознания какой-то смутной вины перед ней и не знавший, как поправить дело. Не будь того обидного намека на убийство Трежера Титера, которое якобы оставалось на ее совести, она с удовольствием согласилась бы, чтобы он подбросил их до дома — тем более, что это была превосходная возможность окончательно помириться. Однако у Тула не хватило такта промолчать. Более того — он оказался достаточно бестактен, чтобы спросить, не переметнулась ли она опять на его сторону, тем самым ясно давая понять, что произошло именно то, что должно было произойти, — естественно, он, Тул, опять оказался прав, а Тесс — нет.

— Э-э-э… позвони мне на пейджер, когда доберешься до дома.

— Ладно, — кивнула она, немного смягчившись. — Послушай, я смогу потом узнать, как дела у Лайлы?

— У какой еще Лайлы? — не сразу сообразил он.

— У дочки Кейши.

— Я узнаю, куда ее заберут, и дам тебе знать, идет?

— Спасибо. А что будет, если ее усыновят? Что тогда?

— Не знаю, Тесс. Просто не знаю.

— Понятно…

— Извини, мне неприятно тебе это говорить, но… Знаешь, сколько на свете таких отморозков, которые заодно прикончили бы и девочку — просто так чтобы не вопила! Что ж, остается только радоваться, что в нашем убийце оказалось хоть что-то человеческое. Этой крошке еще повезло.

— Уж что повезло, так это точно. Ни гроша в кармане, круглая сирота, да еще неизвестно, к кому попадет. Вспомни, какая судьба постигла ее брата? Хорошо везение!

Не пройдя и двух кварталов от дома, где еще совсем недавно жила Кейша Мур, Тесс уже успела горько пожалеть, что отвергла предложение Тула подбросить ее до дома. Время уже близилось к десяти, и Файетт-стрит оказалась куда безлюднее, чем она ожидала. Постепенно, сама того не замечая, Тесс с быстрого шага перешла на рысь, Искей с довольным видом потрусила за ней, радуясь возможности лишний раз пробежаться. Вскоре Тесс поймала себя на том, что невольно прислушивается к звуку их шагов — собачьи когти звонко цокали по тротуару, словно испанские кастаньеты, им вторил глухой звук каблуков ее мокасин. Ей вдруг показалось, что ночной ветерок донес до нее эхо еще чьих-то шагов, но этот звук казался глуше и мягче, как будто шедший вслед за ними был значительно тяжелее нее.