Шрифт:
– Я же говорил, якорь...мне...
Слова давались бедолаге с трудом. Джим помог Боцману подняться, отпер его каюту.
– Заходи, да осторожнее!
– Я говорил!
– мямлил Грег, выдыхая перегаром.
– Это Он играет с нами! Забавляется...
– Кто Он?! О чём ты?!
– Дейви Джонс! Это всё его происки! В задницу мне якорь! Ха!
– Грег шумно опустился на кровать, упёрся руками в колени и продолжил свои пьяные бормотания: - Я подслушал...один моряк говорил, что мы сбились с курса. Мы в ловушке, приятель! Ха! Жратвы нет - раз, до берега далеко - два...
– Заткнись ты!
– прервал его Джим и заставил улечься.
– Проспись лучше!
Силы покинули Грега, он поворочался в кровати, пробубнил под нос какие-то ругательства. Джеймс был уже у выхода, когда Боцман вдруг отчётливо произнёс: "Ха! Труп Брукмана исчез... Три!" И тут же раздался громоподобный храп.
Глава 7
Джеймс спал плохо. Он ворочался с боку на бок, всё никак не мог устроиться удобнее. Сон то захватывал его, то вдруг отступал, как прибрежные воды во время отлива. И Джеймс никак не мог уловить призрачный переход от сна к бодрствованию и обратно. Его всё время окружала непроглядная тьма. Тьма давила, сжимала в своих объятиях, тьма жила какой-то своей особенной жизнью. В её липкой материи трепыхались звуки, будто мухи, запутавшиеся в паутине. Тут и там - трещало и щёлкало; звуки появлялись и поспешно исчезали. И трудно было угадать их источник. Лишь где-то в глубине, там, где тьма сгущалась настолько, что, казалось, её можно потрогать, слышался едва уловимый шорох. Что-то жило там, оно наблюдало и выжидало, приближаясь медленно и неотвратимо. Чтобы как хищный паук наброситься на свою жертву.
Джим проснулся. Голова раскалывалась, боль стучала в висках вместе с пульсом. Джим привёл себя в порядок: умылся, гладко выбрился. На секунду задержался у зеркала, рассматривая своё отражение. Лицо осунулось, под глазами наметились синяки. Будто он не отдыхал всё последнее время, а выгружал тяжёлые бочки из огромного грузового трюма. Скорее бы на берег! Как же он чертовски устал от всего: и от постоянной качки, и от непогоды, и от всего, что творилось вокруг. Джим одёрнулся и направился на палубу. У самого выхода он едва не налетел на Боцмана. Выглядел тот ужасно: заплывшие воспалённые глаза, блуждающий взгляд, лицо, пепельно-серого цвета. Руки его дрожали. Грегори посмотрел сквозь Джеймса. Пробубнил что-то неразборчиво под нос и побрёл вдоль борта, слегка раскачиваясь и прихрамывая.
Джим догнал его.
– Ты в порядке, Грег? Что с тобой?
Боцман опустил голову и вдруг хрипло запел.
Коль в гости ты ко мне пришёл,
Садись со мной скорей за стол.
Но яства прежде чем вкусить,
Лишь об одном хочу спросить.
Реши, иначе быть беде:
Ты у плиты иль на плите.
Он поднял голову и закончил:
Реши сейчас и навсегда:
Повар ты? Или еда?
– Что за бред ты несёшь?!
– воскликнул Джеймс.
– Ты рехнулся совсем!
– Оставь меня!
– рыкнул Боцман, глянув исподлобья.
– Уйди!
Грег побрёл дальше, продолжая негромко напевать. Джим проводил его недоумённым взглядом и решил оставить несчастного в покое. Наверняка, к обеду ему полегчает и он сам заявится с предложением партии в покер. Джеймс направился в кают-компанию. Там было немноголюдно. Бармен уныло протирал стаканы, худосочный денди за барной стойкой читал газету. Джим заказал овсянку и, против обыкновения, забрался в самый укромный угол. Настроение было прескверным; Джим уселся нога на ногу и уставился в потолок. Он боится. Чертовски боится, и самое ужасное, что он никак не может понять - чего именно. Это был какой-то непонятный, неподдающийся объяснению страх, голодной кошкой царапающий изнутри. Джим крепко зажмурился. Как было бы прекрасно, если бы сейчас - сию секунду - он открыл бы глаза и оказался в комнате рядом с Элис и Фрэнки. Больше всего на свете он хотел сейчас обнять своих родных, забыть об этом плавании как о страшном сне.
"Феррис" вдруг резко дёрнулся и застопорил ход. Джеймс едва не упал со стула, таким резким и неожиданным был удар. С палубы послышались чьи-то крики. Что происходит?! Джим поторопился на палубу. На корме у бортов уже собирались люди, они испуганно переглядывались и показывали на что-то в воде. Джим присоединился к зевакам. За бортом у самой кормы он увидел на поверхности большое бурое пятно, вытянутое по кильватерному следу "Ферриса". Повсюду вдоль борта и чуть дальше, покачиваясь на волнах, плавали какие-то ошмётки. Джеймс обомлел. Это были куски мяса и клочья одежды. Их уже начали склёвывать рыбы. "Какой-то пьянчужка выпал за борт!" - пробормотал стоявший слева от Джима. "Боже мой, его затянуло под днище и размололо винтами!" - причитал позади высокий женский голос.
– Мистер Джеймс!
– окликнули его. Джим обернулся. Перед ним стоял капитан.
– Это ты, приятель? Слушай, матросы сказали мне, что ты был последним, кто разговаривал с этим бедолагой.
– Капитан хмуро глянул за борт.
– Он говорил что-нибудь?
– Грегори?!
– воскликнул Джим. Ужас сковал каждую мышцу, мешал говорить. Во рту пересохло.
– Чёрт! Нет, он ничего не говорил...По крайней мере, ничего о том, что хочет отправиться на тот Свет.
– Джим судорожно сглотнул, припоминая недавний разговор.
– Он выглядел неважно и пел какой-то вздор. Я решил, что это с похмелья. Но я и представить не мог...
Джим умолк, он всё ещё не мог поверить в то, что произошло.
– Ну и рейс выдался!
– выдохнул капитан.
– Ладно, вспомнишь ещё что-нибудь, найдёшь меня на мостике.
– Капитан повысил голос и обратился к замершим зевакам.
– Всё, расходимся, расходимся!
Люди неохотно подчинились, и палуба быстро опустела. Джеймс вернулся в каюту. Он никогда не чувствовал себя так мерзко, как сейчас. Гибель Грегори будто вывернула его наизнанку и выпотрошила, оставив лишь пустую телесную оболочку. Он не мог думать ни о чём другом, хотя всеми силами пытался прогнать мысли о несчастном случае. И дело не только в том, что Грег был его единственным другом. Что-то жуткое, отвратительное стояло за этой чудовищной смертью. Джим смутно ощущал присутствие какой-то силы, тёмной, злой. И с каждым часом он чувствовал её всё сильнее, и с каждым часом креп его страх. И Джим теперь начал догадываться, что именно эта неведомая сила была источником его страха.