Джим взялся за вилку и решительно прикончил остатки завтрака. Теперь, пожалуй, можно было снова вернуться в каюту.

– Первый раз на борту?
– поинтересовался Мартин.

– Да вот. Пришлось.

– А я уже третий год по морям и океанам! Это мой второй рейс на "Феррисе".

"Его бы познакомить с Грегом!
– усмехнулся про себя Джим.
– Они бы быстро спелись!"

– Рад знакомству, - сказал он вслух и поднялся, - но меня ждёт послеобеденный сон. Приходи сегодня вечером в бар, я угощаю!

Они выпили сначала за знакомство, потом за здравие Мартина, потом за здравие Джима, потом за здравие Грега. Потом пили за успешное завершение плавания. Потом пили ещё за что-то - Джим уже точно не помнил, реальность подёрнулась завесой алкогольного веселья. Тем временем в зале появилась незнакомка. Она села ужинать в компании какого-то джентльмена - средних лет, с высокими залысинами и плотным пивным брюшком. "Это мистер Брукман, - шепнул Джиму юнга, - известный в Портсмуте ювелир. Не слышал, чтобы он был женат!" Джим отвернулся от пары. "Да к чёрту их!
– отмахнулся он и кивнул Грегори: - Наливай ещё!"

Очередная порция виски обожгла глотку. Пьяно пошатываясь, Джим вышел из кают-компании на палубу и вцепился во влажный от брызг поручень. Уже темнело; отличная погода, стоявшая весь день к вечеру начала портиться: дул резкий прохладный ветер. "Феррис" раскачивало на волнах, а на горизонте висели тяжёлые сине-белые облака. Из кают-компании на палубу вышла незнакомка, она прошлась и встала рядом у самого ограждения. На ней было вечернее чёрно-розовое платье с откровенным (и таким манящим) вырезом, колье на шее - скорее всего, обычная бижутерия. Джим бросил взгляд на её изящные руки, протянутые к релингу - на безымянном пальце не было кольца.

– Ресторан "Цветущие розы", угол Салтэн-роуд и Уингфилд-стрит?
– спросил он.

– Не угадал. "Блэк кэтс" на Сеймур-Клоуз, - отозвалась незнакомка.

От алкоголя мысли в голове мешались в ужасную кашу.

– Я сидел там раз или два. Всегда накурено и отвратительное обслуживание.

– Женатики туда не заглядывают, - усмехнулась незнакомка в ответ.
– Тебя я не помню, хотя пела там три года.

Джим не курил. Курил его отец, но однажды очень серьёзно заболел - как сказали врачи: из-за курева - и, глядя на мучения отца, молодой Тимиди зарёкся прикасаться к табаку. От одного воспоминания о тяжёлом никотиновом смраде Джима начало мутить. Рот наполнился горькой слюной.

– И как же зовут восходящую звезду оперной сцены?
– спросил Джеймс.

– Милен.

Её голос - бархатисто-низкий, хорошо поставленный, пожалуй, чтобы послушать её, можно было прийти и в "Блэк кэтс".

– Зови меня Джимми, - выдавил он и зажмурился.

Только не сейчас! "Феррис" предательски качнулся, вызвав у Джима жуткий приступ рвоты. Джеймс не выдержал, перегнулся через релинг и блеванул. "Чёрт побери!
– подумалось ему между судорожными позывами.
– Как всё дерьмово получилось!" Но остановиться уже не мог. Едва он выпрямился, чтобы вдохнуть воздуха, как его схватили и резко бросили вперёд. И если бы не руки, крепко вцепившиеся в релинг, Джим полетел бы за борт.

– Какого дьявола?!
– рыкнул он и развернулся.

Перед ним стоял Боцман, на его лице застыла какая-то странная полуулыбка, а в глазах было не больше смысла, чем в паре пустых бокалов. Через мгновение это безумная маска вдруг слетела с лица Грега, и он изумлённо уставился на Джеймса.

– Сукин ты сын! Ты меня чуть к рыбам не отправил!

– Извини, - пробормотал Боцман, - сам не понимаю, нашло что-то!

Из-за его спины показался Мартин.

– Эй, приятель, да ты нажрался!
– он повернулся к испуганной Милен.
– Простите, мэм, за эту досадную сцену. С позволения, мы проводим нашего друга в каюту...

С этими словами он подхватил шатающегося Джеймса под руку. С другой стороны ему помогал Грегори, и вместе они поплелись на нижнюю палубу. Как Джим оказался в кровати - он уже помнил плохо. Пьяная сонливость нахлынула, словно гигантская морская волна, сил не осталось даже то, чтобы раздеться. Только перед тем, как провалиться в хмельное забытьё, Джеймсу показалось, что темнота каюты внимательно наблюдает за ним.

Просыпаться было тяжело, голова гудела, а язык распух и еле ворочался. С трудом поднявшись, Джим провёл рукой по лицу. То, что ещё вчера утром являлось лёгкой небритостью, сегодня превратилось в колючую неряшливую щетину. По иллюминатору барабанил дождь, спёртый воздух в каюте пропитался кислым запахом перегара. Джим вышел на палубу, чтобы освежить похмельную голову. Дождь оказался несильным; штормило, и "Феррис" шёл, грузно раскачиваясь, как пьяный матрос-забулдыга. На палубе уже стоял Грег, помятый, сонный, он курил, часто затягиваясь.

– Разрази меня гром, - сухо сказал он, помахивая дымившейся сигаретой, - это самый неуютный корабль. Здесь что-то не то. Что-то не так, якорь мне... Слушай, а этот Мартин, - тут Грегори осмотрелся и приблизился к Джиму, - он ещё тот проныра! Он вчера был трезв, как монахиня в Страстную Пятницу!

Джеймс поёжился от пронизывающего ветра и вспомнил собственные навязчивые мысли. Да, тут определённо что-то не так, но он списывал это на непривычную обстановку. Что до Мартина, то Джиму было плевать на него, сейчас его больше волновала собственная головная боль.