В результате, всех этих "чудес" наши заводы до 1941 года производили модернизированный раритет Первой Мировой войны, 122-мм гаубицу фирмы Шнейдера, обр. 1910/30 года. Выпуск же современной гаубицы М-30, обр. 1938 года был начат только в 1941 году.

Выход из этой ситуации Вячеслав Владимирович видел в следующих действиях: учеба у немцев была необходима, тогда мы сильно отставали. Вот только надо было давать задание на разработку не одной 122-мм гаубицы, а и 122-мм, и 152-мм гаубиц. Сделать в начале 30-х технологичный аналог М-30, посильный нашей промышленности, "проходило по ведомству фантастики". Вообще, по тем временам, резкий скачок был нереален — гаубица Шнейдера и М-30 были орудиями разных поколений, созданными на базе технологий совершенно разного уровня. Требовалось орудие-"ступенька", чтобы и конструкторы, и промышленность, и войска смогли "набить руку" на более совершенной системе дивизионной гаубицы, чем "француженка", но не слишком для них сложной.

В первом приближении, это орудие должно было быть пригодно для массового производства нашей промышленностью, быть достаточно легким для возки шестеркой лошадей, иметь баллистику гаубицы Шнейдера, и, дальнобойность в 10,5 км. В перспективе, по мере перевооружения М-30, оставшиеся орудия можно будет "сослать" в полковую артиллерию, усилив ее батареей из 4 морально устаревших, но, все еще достаточно мощных гаубиц.

Также надо было ускорять проектирование и принятие на вооружение 152-мм гаубицы М-10. Другой вопрос, что при расчете на включение хотя бы одной батареи М-10 — для начала! — в дивизионный артполк, обязательным условием было то, что М-10 должна иметь дульный тормоз, тогда она могла стать даже легче Д-1.

Вторым обязательным условием было привлечение к разработке не только наших конструкторов, но и наших технологов — полковник Ленков считал нужным ускорить организационную инновацию, изобретенную и внедренную Грабиным, лет на десять; именно эта инновация позволила принимать на вооружение орудия, максимально адаптированные к возможностям промышленности.

Вот в этом случае становилось возможным принятие на вооружение гаубиц или нового поколения, или, условно говоря, "промежуточного" поколения, пусть и менее технологичных, чем в реальности, не в 1938 году, а в 1934–1935 годах. Технологичность вполне можно было "допилить" до оригиналов и потом, это было не столь критично — а выигрыш трех или четырех лет становился принципиальным, поскольку за это время артиллерийские заводы производили бы не морально устаревшие гаубицы, принятые на вооружение еще до Первой Мировой, а современные системы, успевая насытить ими не только кадровые соединения, но и создать достаточный мобилизационный резерв.

Что интересно — когда полковник прикинул размеры возможных затрат на артиллерийские орудия новых моделей, развертывание производства всего необходимого, от сталей и станков, до боеприпасов и оптики, приборы, тягачи и полноприводные грузовики, сначала он, фигурально выражаясь, схватился за голову, поскольку суммы выходили астрономические. Потом он примерно посчитал расходы на военно-технические авантюры объекта по части артиллерии, все эти динамореактивные пушки Курчевского и полигональные снаряды, то, заметно успокоился — получалось, что выкинутых "на ветер" миллиардов вполне хватит и на дивизионную артиллерию нового поколения, и еще останется на приличную корпусную. В принципе, если ужать кое-какие траты, то, можно будет наскрести и на артиллерию большой и особой мощности, пусть и заметно более скромную, чем у Германии — но, совсем неплохую.

Переоснащение же дивизионной артиллерии системами нового поколения, притом, что войска имели достаточно времени для их полноценного освоения, вместе со всей "периферией", средствами АИР, радиосвязью, артиллерийскими тягачами и прочим хозяйством, меняло очень многое не только в возможных вариантах развития событий лета 1941 года, но и задолго до того.

Свои сложности были с нежно любимой ветеранами Первой Конной армии кавалерией. В принципе, советская кавалерия сыграла в Великой Отечественной войне не столь уж малую роль, в особенности, в начальный период войны, будучи неким эрзацем мотопехоты. Да и позже она себя неплохо показывала на сложной для техники местности, например, во время операции "Багратион". В общем, пренебрежительно отмахиваться от кавалерии Вячеслав Владимирович не собирался. Другое дело, что практиковавшееся перед войной включение в кавалерийские дивизии полка легких танков "БТ" явно было не лучшим вариантом.

По мнению полковника, куда больше пользы принесло бы усиление артиллерийского вооружения кавалерийских дивизий. Скажем, эскадрону отнюдь бы не повредили 4 82-мм миномета, благо, стандартный вес конских вьюков составлял 96 кг. Еще 10–12 вьючных лошадей, нагруженных минометами с боекомплектами, эскадрон бы особо не отяготили — а пользы от минометов было бы много.

Кавалерийскому полку были бы полезны 8 76-мм полковых пушек и 8 57-мм ПТО, сведенных в полковой дивизион. Нелишним бы стал и минометный дивизион из 12 120-мм полковых или 107-мм вьючных минометов.

Сложнее было с дивизионными орудиями — что 90-мм пушки, что 122-мм гаубицы М-30, не говоря уже о 152-мм гаубицах, были тяжеловаты для конской тяги. Соответственно, надо было или оснащать дивизионный артполк быстроходными гусеничными тягачами (на худой конец, полугусеничными), или, жертвовать огневой мощью ради подвижности, вооружая артполк 76-мм пушками и более легкими 122-мм гаубицами. В этом случае, частично компенсировать потерю огневой мощи можно было, приняв на вооружение советскую версию немецкого тяжелого пехотного орудия, 152-мм мортиру "НМ". Орудие было хорошее, спору нет — вот только его боевой вес, составлявший 1750 кг, делал его чересчур тяжелым для советского пехотного полка. Для дивизии же, при наличии 152-мм гаубиц, оно оказывалось попросту ненужным. Другим вариантом было принятие на вооружение экзотичной артиллерийской системы, разрабатывавшейся в конце 50-х годов в Чехословакии. Это была система "Кенгуру", представлявшая собой гибрид нарезного миномета и тяжелой гаубицы. В первом приближении можно сказать, что чехи "скрестили" гаубицу-пушку МЛ-20 и 160-мм дивизионный миномет, соединив ствол первой с опорной плитой и колесным ходом второго. Теоретически, систему можно было изрядно облегчить, правда, ценой существенного уменьшения дальнобойности, заменив ствол МЛ-20 на ствол М-10 — в этом случае, по прикидкам, ее можно было бы возить восьмеркой лошадей. Правда, из таких систем невозможно стрелять прямой наводкой.

Отдельным вопросом было артиллерийское вооружение танковых и мотострелковых дивизий.

"Танцевать" здесь надо было "от печки", сиречь, от общей организационной структуры данных соединений. В наличии имелись три ключевых варианта организации: советских танковых и механизированных корпусов времен войны, по штатам конца 1943 — начала 1944 года — наш танковый корпус почти точно соответствовал немецкой усиленной танковой дивизии, механизированный был сильнее, за счет наличия танков; немецких танковых и моторизованных дивизий, по штатам конца 1943 года — преимуществом их организационной структуры была лучшая сбалансированность по танкам, артиллерии, мотопехоте, частям обеспечения; и, наш послевоенный вариант, дивизионная организация по структуре 3+1+1+1 (для танковой дивизии — три танковых полка, мотострелковый, артиллерийский, зенитный полки; для мотострелковой — три мотострелковых, танковый, артиллерийский и зенитный полки).