– Пошли, - спокойно сказал блондин, - не нужно заставлять богов ждать нас.

– Нет, - заверещал конокрад, - подождите, нет! Я не повстанец!

– Вор, - повернулся к нему блондин, - хоть перед смертью веди себя, как мужчина!

Нам в грубой форме приказали выйти из телег и построиться в шеренгу. Я с трудом спрыгнул на землю, постаравшись приземлиться на одну здоровую ногу, сжал зубы и попробовал ступить на больную. Больно, но стоять можно. Я опёрся о телегу и пошевелил поврежденной стопой. Получилось. Боль была сильной, но, хоть я ноги никогда в своей жизни не ломал, мне казалось, что перелом должен болеть сильнее, да и двигаться не должен. А так по ощущениям похоже больше на сильное растяжение. Везунчик я, однако, если при падении с понёсшего коня с зацепившейся в стремени ногой отделался только растяжением.

Перед нашим строем вышли двое легионеров. Один из них (точнее одна), судя по более новым, менее поношенным и более аккуратно отделанным доспехам, была капитаном, или как у них здесь с рангами. Второй, в доспехах попроще, стоял рядом с пером в одной руке и чем-то вроде тетради – в другой, как писец.

– Делаем шаг вперёд, когда назовут ваше имя, - скомандовала капитанша.
– По одному!

– Ульфрик Штормовка, - вызвал писец, - ярл Виндхельма!

Съёмки средневекового блокбастера продолжаются, потому что ярлы в нашем мире вымерли несколько сотен лет назад…

Вышел мой сосед по телеге, тот, который в шубе и с завязанным ртом, и стал в сторону, куда ему показал один из легионеров.

– Ралоф из Ривервуда!

Блондин пошёл вслед за ярлом.

– Локир из Рорикстеда!

– Нет, - перешёл на фальцет конокрад, - я не повстанец, вы не можете казнить меня!

– Стоять! – рявкнула капитанша.

Но вор рванул с площади. Куда тут было бежать, лично я не видел – выход с площади был перекрыт легионерами, за которыми стояла достаточно плотная толпа. Между легионерами было расстояние шагов пять, проскочить можно, толпа, возможно, расступится, а возможно, и нет. Но ему придётся бежать через весь городок к въездным воротам, около которого дежурят стражники, или прятаться где-то в домах…

Додумать варианты я не успел – когда конокрад попытался проскочить между двумя легионерами, они выхватили мечи, и один из них, оказавшийся чуть ближе, точным движением наискосок снёс неудачливому беглецу голову. Толпа зашевелилась, обсуждая увиденное.

– Ты, - писец посмотрел на меня, - ты кто?

– Фёдор… Фёдор Слободин…

– Капитан, такого нет в списке.

– Что значит нет? – она уверенно развернула к себе «тетрадку», потом оценивающе посмотрела на меня. – Вот описание совпадает, - ткнула она и скомандовала:

– Олле из Морфала, шаг вперёд!

Никто не вышел.

– Не пытайся дурить легионеров, Олле из Морфала, - отчеканила капитанша, холодно глядя на меня.

– Это не Олле, - вступился за меня кто-то из моих товарищей по несчастью.

– Олле убили, когда мы нарвались на засаду, - поддержал его другой.

– Молчать, пленники! Олле из Морфала, покинуть строй, - отрезала она.

Ну, вот. Теперь я какой-то Олле из какого-то Морфала.

Писец закончил перекличку, легионеры подтолкнули в спину самых медлительных и построили нас перед плахой. Какой-то легионер с вылитой рожей древнего римлянина, начал что-то говорить ярлу с завязанным ртом, а мне вдруг показалось, что я слышу далёкий звук летящего самолёта. Я прислушался, но звук как возник, так и исчез, потом возник снова, уже ближе, и мне пришлось с разочарованием убедиться, что это всё же гром, а не самолёт. Пользы от того, что я увижу самолёт, мне не было никакой, но он был бы хоть чем-то знакомым и понятным в этом ожившем средневековье. Звук привлёк внимание и остальных людей на площади, которые развернулись в его сторону, кто-то из легионеров спросил, что это, капитанша отрезала, что не имеет значения, и приказала готовиться к казни. Жрица около плахи начала что-то говорить, кто-то из приговорённых велел ей заткнуться и пошёл к плахе. Вот это я понимаю, доброволец. На экзамен идти первым – это самоубийство, а уж на плаху…

Я попробовал стать удобнее – бесполезно, как ни стань, всё больно. Разве что болеть стало чутка в другом месте… Закрывать глаза и отворачиваться я не стал… Зато я понял, для чего нужно корыто за плахой…

– Олле из Морфала! – скомандовала капитанша.

Это сон. А если не сон и не бред, то палач, насколько я могу судить, профессионал и своё дело знает. Страху будет больше, чем боли…

Снова раздался рёв – точно рёв какого-то огромного зверя, а не гром – и уже близко. Пока я кое-как ковылял к плахе, я успел увидеть в небе силуэт огромного ящера с крыльями. Нет, это неправильное средневековье, потому что драконы если и существовали, то вымерли вместе с динозаврами. Или снимают фэнтези?

Какой-то легионер, увидев, что я остановился, уставившись в небо, потерял терпение, схватил меня за плечо, проволок оставшиеся два шага и швырнул на плаху. Я повернул голову в ту сторону, где увидел дракона, но там уже никого не было, зато в следующее мгновение, когда палач уже начал поднимать свой топор, на крышу башни, которая находилась за спиной палача, с неба рухнул огромный, серо-коричнево-чёрный, весь в шипах и наростах дракон и издал рык, от которого люди не удержались на ногах, а я быстро откатился с плахи в сторону, чтобы топор палача нечаянно не упал мне на шею – хоть это и сон, но инстинкт самосохранения никто не отменял. Палач завалился на спину, уронив свой топор куда-то в сторону, а дракон осмотрел замершую в ужасе толпу, словно бы хотел убедиться, что его рык произвёл нужное впечатление, открыл пасть, усеянную огромными клыками, и выдохнул по толпе струю огня…

Соломенные крыши близлежащих домов занялись мгновенно, а с учётом скученности построек, пожар с них скоро перекинется на соседние дома, и скоро заполыхает весь город. Завоняло паленым, толпа, вопя от ужаса и боли, бросилась прочь, давя и топча упавших. Я попытался подняться, но со связанными руками и с больной ногой сделать это не получилось. Легионер, тот, который был писцом при капитанше, подбежал ко мне, рывком поднял на ноги, махнул рукой в сторону башни и крикнул, чтобы я бежал туда, в подземелья, а сам помчался в другую сторону. Я видел, как он махал руками остальным пленникам и тем некоторым гражданским, которые с началом паники помчались не со всей толпой, а под прикрытие солдат. Другие легионеры тоже побежали собирать местных и кричали им прятаться в подземелья. Я, рыча от боли, поковылял в сторону указанного подземелья, как надо мной опять загудел сноп пламени. Я машинально рухнул на землю; затылок и спину обдало жаром, я почуял запах паленых волос. Сзади меня кто-то дико заверещал, захлебнулся собственным криком и замолк. Я не стал оглядываться – всё равно помочь ничем никому сейчас не смогу, а лишний раз смотреть на агонию и смерть людей… Потом я, наверно, буду вспоминать это со стыдом, но сейчас я полз по грязной, опаленной и заляпанной кровью брусчатке, со связанными руками под собой, сдирая их в кровь о камень, с ногой, которая дико болела от любого неосторожного движения, и головой, которая болела не то чтобы сильно, но муторно и противно, и хотел только одного – выжить. Выжить в этом огненном аду, выбраться живым из пылающего и рушащегося города и забиться куда-нибудь, где меня никто не найдёт… И пить…