В мае 1964 года Ким Чен Ир окончил университет, и началась его карьера в верхних эшелонах Трудовой партии – карьера, которой от него давным-давно ждали. Первым делом его отправили в секретариат Центрального комитета, под начало дяди Ён Джу, который взял племянника под крыло и обучил всему, что знал сам о внутреннем устройстве партии: как нанимают сотрудников, как их понижают и повышают, как работают отделы и как они отчитываются перед вождем. У дяди Ён Джу был обширный выводок собственных детей – оберегая их интересы, он всех протащил на важные партийные посты. Спустя год дядя перевел Ким Чен Ира в исполком – разбираться в вопросах жилищного обеспечения и системе распределения продуктов. Чиновничья, по сути дела, жизнь Ким Чен Иру не полюбилась, и работал он без особого рвения. «К нему не относились всерьез, – утверждал бывший член ЦК Ким Дук Хон. – Считалось, что в своей семье он паршивая овца». Его единокровный брат Ким Пхён Ир (которого Ким Ир Сену родила вторая жена, презираемая Ким Чен Иром мачеха) был гораздо более многообещающ: прекрасно говорил по-английски, служил в армии, выглядел и держался, как отец. Ким Чен Ир же производил впечатление безалаберного разгильдяя, с затратными пристрастиями и безрассудными аппетитами, но абсолютно без харизмы. Казалось, ему уготована жизнь, полная бездумной праздности.

Вообще-то Ким Чен Ир был только рад, что его недооценивают. Он знал, на что способен, и ждал шанса себя показать. Шанс, по счастью, вскоре выпал – а с ним и должность, желаннее которой для Ким Чен Ира не было во всей Трудовой партии.

Чистки – неотъемлемая составляющая быта элиты при диктатуре: их равно боятся и ждут, и они случаются по нескольку раз в жизни одного поколения – так средневековый хирург делал пациенту кровопускание, дабы гуморы пришли в равновесие и пациент не хворал.

Капсанская чистка оказалась самой кровавой в истории Северной Кореи. Пятнадцать лет, миновавшие после так называемой Отечественной Освободительной войны, Корейская Народно-Демократическая Республика прожила с размахом. Пользуясь финансовыми вливаниями Советского Союза и Китая, страна быстро отстроилась, и ее экономика продвигалась семимильными шагами – по всему миру газеты приводили КНДР в пример как образцовое социалистическое государство, блестящее доказательство того, что коммунизм бывает состоятелен. Режим похвалялся тем, что у всех граждан есть крыша над головой, все обеспечены пайками и работой, которая придает жизни смысл, все деревни электрифицированы и в стране нет ни преступности, ни бездомных, ни безработицы. В общем и целом это была правда. Система сложилась спартанская, но пока работала.

Теперь же в верхах возникли разногласия касательно дальнейшего курса. Заместитель председателя кабинета министров Пак Гым Чхоль предлагал провести демилитаризацию, децентрализацию, а средства, ныне вливаемые в идеологические кампании, вложить в квалифицированное обучение и инновации, в формирование поколения ученых и инженеров, которые продвинут республику вперед. Его последователи, так называемая Капсанская фракция – по названию уезда в провинции Янгандо, – попыталась снять фильм, прославляющий предводителя фракции. Напрасно они это сделали. Северная Корея принадлежала Ким Ир Сену и больше никому. Местом на вершине он ни с кем делиться не желал. Весной 1967 года Пака и его последователей обвинили в государственной измене, низкопоклонстве перед Западом и групповщине и сместили с должностей. Многих казнили или «послали в горы» – эвфемизм, которым северокорейцы описывали теперь судьбу сосланных в трудовые лагеря. Чистка стала предлогом для атаки на «ревизионистов» по всем фронтам. На кострах жгли книги, в том числе Карла Маркса; запретили советские и «неподобающие» народные корейские песни; десятки художников, писателей и артистов отправились в исправительные колонии за то, что их творчество внезапно оказалось «слишком западным». Когда пыль улеглась, в Северной Корее уже никто не оспаривал и не подрывал гений и всемогущество Ким Ир Сена.

Но никуда не делась проблема «Корейской киностудии», которая была причастна к провалившимся капсанским съемкам. Нескольких студийных начальников, считавших, что они попросту выполняют свою работу, снимают хвалебную картину о заместителе председателя кабинета министров, герое партии, обвинили в «антипартийной деятельности». В сентябре 1967 года Ким Ир Сен созвал на студии внеочередное совещание политбюро. Явился и его сын, не упускавший ни единой возможности наведаться на студию. Когда все студийные руководители кротко покаялись в том, что подвели Трудовую партию, настал черед сказать свое слово Ким Ир Сену. Он разразился пространной диатрибой, полной оскорблений и риторических вопросов.

– Есть тут кто-нибудь, – проворчал он, – кому хватит мужества добровольно взять на себя руководство студией и вернуть ее на верный путь по заветам партии?

Ким Чен Ир наблюдал из глубины зала. Из-за спин внезапно раздался его тоненький, почти женский голос. Все заоборачивались.

– Я возьму на себя эту задачу, – сказал Ким Чен Ир. – Я попытаюсь.

Тут, надо думать, великий вождь улыбнулся. Ким Чен Ир работал в Центральном комитете и понимал, как действуют внутрипартийные механизмы; он был плоть от плоти вождя и с семи лет обожал кино. С точки зрения Ким Ир Сена, у мальчика была вполне подходящая биография. Ким Чен Ира прямо на месте произвели в директоры по культуре и искусствам Отдела пропаганды и агитации; в его ведение передали кино, театры и издательства.

Было ему двадцать пять лет.

Едва войдя в должность, Ким Чен Ир тоже созвал внеочередное совещание, куда пригласил некоторых ключевых кинематографистов и актеров.

– Мы все – товарищи по борьбе, мы все стоим на защите партии, – сообщил он собравшимся. – У нас на всех одна жизнь и одна смерть… Для бойца революции нет никого дороже товарищей. Я буду верить в вас, а вы поверьте в меня, и мы станем работать вместе.

И он всем поочередно раздал их собственные официальные портреты, скопированные из личных дел отдела кадров. На каждой фотографии от руки значилось: «Будем работать вместе», или «За наше вечное товарищество, мы пойдем одним путем» – а внизу дата и подпись Ким Чен Ира. Считаные недели назад все эти люди были уверены, что их судьба предрешена – они тоже падут жертвами Капсанской чистки. А теперь сын вождя обещает встать с ними плечом к плечу, если они согласны стоять плечом к плечу с ним.

После символического увольнения пары-тройки «подрывных элементов» Ким Чен Ир принял в партию всех остальных – а вручение партбилета в те времена было высочайшей честью, которой удостаивалась только элита. Он улучшил им жилищные условия и снабжение продуктами, построил для них специальный универмаг, где можно было покупать товары, не входившие в еженедельный паек, и пустил автобус от их домов до студии, чтобы им не приходилось мотаться на работу на велосипеде или пешком. И он завалил их подарками – «одежда, еда, часы, проигрыватели и телевизоры», по словам одного инсайдера, – порой просто царскими, каких среднему северокорейцу не попадалось на глаза за всю жизнь. Когда кинематографист умирал, Ким Чен Ир выбивал из парткома деньги на похороны и пенсию для семьи, а самые выдающиеся актеры, режиссеры и сценаристы его стараниями ложились в землю на кладбище для Героев, Павших Во Имя Революции, на холме над Пхеньяном. «Товарищ Ким Чен Ир особенно холит и лелеет киноартистов, – говорилось в студийной инструкции. – Когда ему достается что-нибудь хорошее, он с ними делится. Он увековечивает их при жизни и после смерти».