Молоко кобылиц
вернуться

Лившиц Бенедикт Константинович
Шрифт:

«В ущелье уличного дыма…»

В ущелье уличного дыма Зловоний непрейденный ряд Тобою услажденный яд С брегов замерзшего нарыма. Интеллигент и проходимец На перекрестках, площадях Следишь автомобильный прах. Куда смущенный не подымется. К весне, когда все так стыдливо, Ты с первым солнечным лучом, Как мальчик лавки с калачом, На талый лед глядишь пытливо. И если в город опрокинется Тумана емкая скудель, Поверь, заботливый апрель Осколки скорченные вынет

«Благоговейно улыбаясь…»

Благоговейно улыбаясь Стираю с пят живую пыль И на прирученный костыль Смотрю перед собою каясь: Огонь, ты греешь мать и братьев И круг родного очага, А путника давно нога Сокрыта теплого пожатья. И, запрещенный тусклым взглядом Повсюду вянущих людей, Влачусь по снеговой воде К высоким башням и оградам

Александра Экстер. Пейзаж

Рисунок Владимира Бурлюка

«В степи восхода солнце ищет…»

В степи восхода солнце ищет И, как неутомимый крот, Чрез горизонт застывший прыщет Смятенных туч водоворот.

«О берег плещется вода…»

О берег плещется вода, А я устал и изнемог, Вот, вот наступят холода, А я от пламен не сберег.

«Смыкаются незримые колени…»

Смыкаются незримые колени Перед моленьями моими. Я, темный, безразличный пленник, Шепчу богов умерших имя. Я не приму твой трепет ночи Хвала согбенная бессилью. Меня заря, быть может, прочет Работником дневною пылью.

«Я изнемог, и смутно реет…»

Я изнемог, и смутно реет В пустой груди язык чудес… Я, отрок вечера, вознес Твой факел ночь, и он чуть тлеет, Страдальца взор смешно пленяет Мои усталые глаза. — Понять могу ли, егоза, Что уголь не светя согреет Я зачарованный, сокрытый, Я безглагольно завершен, — Как труп в непобедимый лен, — Как плод лучом луны облитый. Я, ни юродивый ни льстивый, Смыкаю перед тьмою взор И, подходя к подошвам гор, Хочу обуться торопливо.

Владимир Маяковский

Зигзаги и вечер

Адище города окна разбили На крохотные сосущие светами адки Рыжие дьяволы вздымались автомобили Над самым ухом взрывая гудки. А там, под вывеской, где сельди из Керчи Сбитый старикашка шарил очки И заплакал, когда в вечереющем смерче Трамвай с разбега взметнул зрачки. В дырах небоскребов, где горела руда И железо поездов громоздило лаз Крикнул аэроплан и упал туда Где у раненого солнца вытекал глаз И тогда уже скомкав фонарей одеяла Ночь излюбилась похабна и пьяна А за солнцами улиц где-то ковыляла Никому не нужная дряблая луна.

Алексей Крученых

«Луной гнилою…»

Луной гнилою Часы отстали Кормили сволочь Гуди с толпою Хоть 2? едва ли Пятится ночь Нажавши пальцем Зайти ли? с вывеской? Я вольный благодар Язык чернильницы Попал под наковальню Чур чур круче Ловите — тайна Если пред обедом Пройтись хочу я просто к воротам И подаю ей знак летельбищ На что иной взирает не терпя

Охлаждение

Моих детей не узнаете? Родились здесь в неисчислимом Возьмите в школу Пусть желт и реек не нарушают глину

Песня шамана

Котеро Перо Бясо Муро Коро Поро Ндоро Ро

Бенедикт Лившиц

Слова на эро

1
Белый лекарь, недозрелый трупик Большеглазого Пьеро, Вырастивший вымышленный тропик В мартовское серебро. Нет, не пыль дождливого клавира, Ты стесняешь белизной Все широкие слова на эро, Все слова в целебный зной. Колыхаясь белым балахоном Туфле в такт и сердцу в такт, Праведник в раю благоуханном, Вот — нисходишь на смарагд.