А вот с Францишеком Мрняком дело приняло скверный оборот. Как сообщили тогдашние газеты, «суд вынес Мрняку смертный приговор: казнь через повешение, лишение гражданских прав и исключение из списков армии». На лишение гражданских прав и исключение из армейских списков Францишеку в сложившейся ситуации, конечно, было наплевать, а вот насчёт головы... Голову было очень жаль.

Мрняк подал кассационную жалобу и стал ждать, когда жалобу эту рассмотрит Верховный военный суд Австро-Венгрии, и дождался. Этот суд отменил прессбургский приговор, дал Францишеку десять лет заключения в крепости. Однако Мрняк попробовал уклониться и от этой напасти — начал успешно демонстрировать сумасшествие.

Седьмого сентября 1917 года при перевозке с одного места на другое Мрняк выскочил из вагона санитарного поезда, скатился вниз по насыпи и скрылся в густых придорожных кустах.

Долгое время он скитался по окрестностям Трнавы, прятался в лесах и оврагах, голодал, питался полусохлыми ягодами и кореньями, в одну из тихих тёплых ночей достиг города и, найдя больницу, перемахнул через забор, поскольку ворота были заперты на замок...

Утром выяснилось, что он попал по назначению — это была лечебница для умалишённых.

Мрняк, ругаясь последними словами и держась обеими руками за голову, снова бежал; несколько недель он скитался по окрестным чащам, забивался в норы и кусты, при всяком подозрительном звуке вздрагивал — больше всего он боялся услышать в лесу человеческую речь, — ночью вылезал на опушку и, оглядываясь, останавливаясь через каждые десять метров, подбирался к какому-нибудь хутору... А там всегда можно поживиться съестным; то кто-нибудь несколько колец колбасы вывесит для вяления, то круг сыра положит для просушки, то перекоптившийся окорок, чтобы он малость проветрился, то ещё что-нибудь...

В общем, Мрняк на себе испытал — когда рядом находятся люди, с голоду не помрёшь.

Другое беспокоило Францишека — надвигались холода. Конечно, места здешние — это не лютая русская Сибирь, здесь-то и снег не всегда выпадает, и птицы, случается, остаются тут на зимовку, но всё равно замёрзнуть можно.

На всякий случай Мрняк стащил в одной усадьбе с изгороди старый длиннополый кожух — таким и накрываться ночью было сподручно, и подстилать его под себя, и укутываться с головой, если лужи вдруг подёрнутся льдом, а студь начнёт подбираться к костям. С кожухом стало жить веселее.

Выходить к людям было нельзя, если его захватят жандармы, то обязательно расстреляют. А лежать где-нибудь под кустом с дыркой в черепушке Мрняку очень не хотелось.

Францишеку повезло: пятнадцатого октября 1918 года Чехия стала независимым государством. Все приговоры, вынесенные чешским гражданам по политическим мотивам или хотя бы имеющие в своих формулировках политические намёки, были отменены.

Францишек Мрняк в одночасье из преступника превратился в героя. Чешское правительство наградило его военным орденом и двумя медалями, так что ему после этого только и оставалось, что давать автографы. Что он охотно и делал до конца своей жизни.

Тринадцатого сентября 1916 года Корнилов был назначен командиром 25-го армейского корпуса. Корпус входил в состав Особой армии генерал-адъютанта Безобразова и вёл тяжёлые бои у Ковеля.

Несколько раз Особая армия пробовала взять Ковель, но не могла. Из так называемой «ковельской мясорубки» (определение это было рождено людьми, далёкими от армии, в частности председателем тогдашней Государственной думы Родзянко [37] ) она выходила с большими потерями, которые потом никак не могла восполнить.

Родзянко, приехав на фронт, попросил, чтобы ему дозволили посетить Особую армию. Генерал Безобразов председателю Госдумы не понравился, и Родзянко написал разгромное письмо командующему фронтом Брусилову, в котором растёр Безобразова, как ногой растирают букашку.

В результате Безобразов упаковал свои баулы и покинул Особую армию. На его место приехал генерал Гурко [38] . Родзянко, находясь в Петрограде, одобрительно похлопал в ладони:

— Браво! Старым широколампасникам нечего делать в армии — они давно уже перестали отличать немцев от эфиопов, а артиллерийские орудия от самоварных труб. Пусть воюют молодые. За ними — победа!

Но и Гурко Ковель не взял. Брусилов усилил армию Гурко кавалерийскими частями, придал в помощь артиллерийскую бригаду и скомандовал вновь:

— Вперёд!

Увы, Особая армия опять откатилась от хорошо укреплённого города.

Тогда Брусилов вызвал к себе Гурко и, не предлагая сесть, проколол его острым железным взглядом:

— Это что же за город такой Ковель, коли от него откатывается целая армия, усиленная пушками и кавалерией?

— Нам не хватает самолётов, — неожиданно объяснил свою неудачу Гурко, — очень нужны самолёты.