Шрифт:
Соскочив с коня, Добровский обнял Корнилова.
— Спасибо, Лавр Георгиевич, вы спасли полк. А у нас новости. Куропаткин вместо Гриппенберга на Вторую армию поставил генерала Каульбарса, на Третью — генерала Вильдерлинга.
Бильдерлинга Корнилов знал — ещё совсем недавно тот командовал Семнадцатым корпусом. Средний генерал среднего роста средних возможностей — всё среднее. От Куропаткина Бильдерлинг — в восхищении, и тот, понимая, что малоразговорчивый, с покладистым характером немец никогда не посмеет ослушаться начальства, отдал ему в руки армию.
— Комментариев на эти назначения у меня нет. — Добровский развёл руки в стороны. — Теперь — новость тревожная. На юге скапливаются значительные силы японцев. Похоже, генерал Ноги собирается пойти на выручку генералу Оку.
Добровский не ошибся: Ноги действительно двигался на помощь своему незадачливому коллеге. Человек предприимчивый, умный, хитрый, Ноги считал, что победа должна быть добыта любым способом, победителю прощается всё — обман, жестокость, трусость, коварство, пренебрежение нормами, обязывающими армию гуманно обращаться с пленными, и так далее. Ноги был достойным сыном Тенно [20] , божественного микадо.
20
«...достойным сыном Тенно» — то есть императора Японии; Тенно или Тен-о («небесный государь»), а также Микадо — древнейшие титулы, обозначавшие верховного светского повелителя Японии. В период, упоминаемый в романе, японским императором (с 1867 г.) был Муцухито (1852-1912). Он назвал своё правление «просвещённым владычеством», начал обширные реформы.
Стремясь сбить Куропаткина с толку, Ноги распространил слух, что собирается повернуть свои войска во Владивосток и взять его штурмом — это раз, и два — послал один японский эскадрон в полосу отчуждения КВЖД навести там шороху и цели своей достиг... Генерал Чичагов, начальник охраны дороги, у которого под командованием находилось двадцать пять тысяч человек, забил тревогу и стал бомбить Куропаткина телеграммами: «Японцы собираются захватить КВЖД, идут целыми полчищами», Куропаткин же, вместо того чтобы прикрикнуть на Чичагова, ослабил фронт, снял с него несколько сильных частей — в совокупности целый корпус — и перебросил в зону отчуждения.
Хитрецам, отмечавшим праздники рисовой лапшой, это только и надо было.
Хмурым утром семнадцатого февраля пять японских батальонов атаковали деревню Чжантань-Хенань. Плоские, скудно освещённые фигурки японских солдат передвигались по снегу, замирали, вскакивали, падали... Погромыхивала артиллерия.
Японцев подпустили совсем близко, так, что можно было различить их лица, и дружно ударили из пулемётов. Японцы бросили несколько дымовых шашек, прикрылись клубами вонючего сизого дыма и отступили.
В двенадцать часов дня они повторили атаку. Безуспешно. Седьмой полк бригады Добровского прочно удерживал деревню, сдавать её не собирался. К японцам тем временем подошло подкрепление, и они вновь двинулись на Чжантань-Хенань.
Половина фанз в деревне уже была разбита, на окраине горели сараи с углём, густой дым низко стелился над землёй, уносился в поле — уголь, если он разгорелся, будет полыхать долго, вонь его разъедала людям глаза и ноздри, из уцелевших фанз доносился ядрёный русский мат. Очередная атака японцев была также отбита.
Не спал Корнилов уже двое суток. К вечеру почувствовал: если он сейчас не прикорнёт хотя бы на полчаса, то свалится с ног. Он отполз в угол фанзы, где было устроено пулемётное гнездо, и ткнулся головой в кучу соломы. К нему по-пластунски подгрёбся Федяинов с бутылкой ханки, заткнутой кукурузным початком:
— Это вам, ваше высокоблагородие, если замерзать будете... Хотел достать спирта, но не удалось. Не обессудьте.
— Не обессужу, — тяжёлым, неповоротливым языком проговорил Корнилов, отпил немного из бутылки и закрыл глаза. — Разбуди меня через двадцать пять минут, Федяинов, ни позже, ни раньше, ладно?
— Есть! — Федяинов, лёжа на земляном полу фанзы, стукнул одним сапогом о другой.
Корнилов мигом погрузился в сон. Во сне он неожиданно увидел своего сына Димку, который умер совсем маленьким, — Корнилов, чтобы в душе не скапливалась горечь, не точила живую плоть, о нём вспоминал редко и, видно, был тем виноват перед малышом. Димка смотрел из сна на отца очень ясными, осмысленными глазами, улыбался укоризненно, вот он что-то произнёс, но Корнилов его голоса не услышал, рванулся к нему, тот, отодвинувшись от отца, отрицательно качнул головой и исчез — словно бы растаял в пространстве. Подполковник вскинулся и протёр глаза.
— Вы чего, ваше высокоблагородие? — Федяинов осуждающе покачал головой. — Чего вскинулись? Вам отдохнуть надо, на вас лица нет — весь серый...
Подполковник усмехнулся:
— М-да, японцы дадут отдохнуть... В полную меру. И ещё добавят. Чтобы нам лучше жилось. — Он огляделся. — Ну, что там разведчики?
Сведения, принесённые разведчиками, были неутешительны: с юга к японцам продолжали поступать подкрепления.
Через несколько минут далеко за горбатыми сопками задушенно рявкнуло орудие, в воздухе что-то заскрипело, словно по небу пронеслась телега с несмазанными колёсами, и в семидесяти метрах от крайней фанзы лёг снаряд. В небо полетели чёрные спёкшиеся комки снега и чёрные оковалухи земли. Начался очередной артиллерийский обстрел Чжантань-Хенань.