— Понял, сержант. — Джо повернулся к напарнику: — Поехали, Томми.

— Что там случилось — пьяный муж потерялся? Может, тогда сначала заедем в пару кабаков в центре, посмотрим там? Например, в «Кубрик», в «Море и песок»?

— Это не того типа пьяница, Томми. Он какой-то там ученый, весь с головой в науке. Так вообще не пьет, только время от времени у него большие загулы: на несколько дней, а то и недель. Последний раз — по крайней мере, последний, про который нам известно, потому что супруга тогда тоже позвонила, — он отсутствовал три дня. Это было, кажется, месяцев восемь назад, может, больше. В конце концов бостонская полиция нашла его в полной отключке в какой-то паршивой гостинице в Саут-Энде. Он валялся одетый на кровати, а на полу — целая батарея пустых бутылок. Не думаю, что за все это время он что-нибудь съел. Вот посмотришь, если мы его и отловим, так тоже в какой-нибудь дыре. Ага, вон свет на крыльце. Теперь я вспомнил — в тот раз мы его привезли сюда на «скорой помощи». Ты жди здесь — на случай, если сержант позвонит.

Патриция Хирш открыла дверь прежде, чем Джо нажал кнопку звонка.

— Спасибо, что приехали так быстро, офицер. — Несмотря на очевидное возбуждение, она старалась говорить спокойно.

— Как только получили сообщение, мэм. — Он вытащил из кармана блокнот и карандаш. — Так, скажите мне, во что был одет ваш муж?

— О… — Она подошла к шкафу в прихожей. — Легкое пальто, серое — темно-серое, в «елочку». И… Нет, шляпа здесь. Под пальто — обычный деловой костюм, темно-коричневый.

— А описать его вы можете? Рост, вес и так далее.

— Он довольно полный, вес около ста девяноста фунтов, рост — около пяти футов трех дюймов. — В ответ на невольный взгляд полицейского Патриция пояснила: — Да, он ниже меня. А также порядком старше. Ему пятьдесят один год, и он лысый. И с усами, — добавила он вызывающе.

— Есть у вас его фотография, мэм?

— Да, наверху, в спальне. Принести?

— Если можно.

Она начала подниматься по лестнице, но он окликнул ее:

— Я только дам эту информацию напарнику, чтобы он мог передать ее прямо сейчас.

Вернувшись к машине, Джо спросил, не было ли звонков. Томми покачал головой и сказал:

— Проверь вокруг дома, Джо. Я заметил, что дверь гаража опущена. Когда мы около восьми выехали на дежурство, многие были подняты — сегодня ведь все повалили в синагогу.

— Ладно, проверю. А ты пока передай вот это описание. — И, продиктовав то, что рассказала ему миссис Хирш, Джо вернулся к дому. Патриция ждала его с фотографией в руках. Взяв фото, он изучал его несколько секунд, потом осторожно спросил:

— Вы не заметили, в доме ничего не пропало?

— Я не смотрела. Что, например?

— Ну, например, виски.

— У нас в доме нет виски.

— Шерри для выпечки?

— Я им не пользуюсь.

— Ну, может, там лосьон для бритья или спирт для растирки?

— Нет, ничего такого.

— Хорошо, мэм. Мы займемся этим. А вам лучше лечь спать. Я, если позволите, выйду через заднюю дверь.

— Но там только гараж.

— Никогда не мешает лишний раз посмотреть, мэм.

— Вы позвоните мне? Пожалуйста, в любое время!

— Конечно, позвоним. — Пройдя через кухню, он открыл заднюю дверь и быстро закрыл ее за собой. Машина стояла в гараже, а на переднем сиденье, на месте пассажира, сидел Айзек Хирш.

Несмотря на худощавость, Джо оказалось не так-то легко протиснуться между стеной гаража и машиной. Открыв переднюю дверцу, он перегнулся через место водителя и коснулся сидящего человека. В свете фонарика он отметил положение ключа в замке зажигания, а также полупустую бутылку водки. Затем вылез и закрыл дверцу. Пробравшись к двери гаража, Джо приподнял ее, выбрался наружу и снова опустил.

Вернувшись в патрульную машину, он придержал руку напарника, собравшегося завести мотор.

— Нет, Томми, мы никуда не едем. Я нашел его. Он в гараже.

— В отключке?

— Ага, только на этот раз в окончательной.

Служба в Йом-Кипура начиналась в девять часов с утренних молитв и длилась весь день. Людей в храме было немного, по большей части старики, а на помосте сидел один рабби. Даже кантор еще не пришел — как правило, утреннюю службу вел кто-нибудь другой, чтобы дать ему небольшую передышку. Обычно этой чести удостаивался Джейкоб Вассерман — как первый президент храма и человек, сделавший для создания конгрегации больше всех. Он молился негромко, но с неподдельной страстностью, и его традиционное чтение нараспев доставляло рабби больше удовольствия, чем продуманные приемы кантора, который незаметно наклонялся к своему камертону и подбирал тональность, прежде чем начать чтение.

Все утро продолжали постепенно прибывать прихожане. Вскоре вслед за кантором, занявшим свое место на помосте, появился Мортимер Шварц. Он церемонно обменялся рукопожатием с рабби, а потом, перейдя на другую сторону, — с кантором. Вернувшись к своему месту, Шварц шепотом сообщил рабби, что Марвин Браун позвонил ему вчера вечером, как он и ожидал.

— По поводу почести, которую он пропустил?

— Так прямо он, конечно, не говорил, но я знаю, что звонил он из-за этого.

— Неужели для него это настолько важно?