— Ох, милая, если бы я сказала, что «плохо» в тебе, то это моё «плохо» не ограничилось бы размерами чёрной дыры, что у тебя, кстати, между ног, — и шатенка, игнорируя откровенно шокированные взгляды всех присутствующих, отвернулась к окну и начала надувать огромный шар из арбузной жвачки.

— Что ж, — новый учитель кашлянул в кулак, пытаясь то ли сгладить ситуацию, то ли пряча собственный смех — скорее и то, и другое — снова открыл журнал. — Давайте, для начала, познакомимся.

И он начал называть фамилии, а ученики вставали и давали свою краткую характеристику.

Донцова, которая Зарина, предварительно натянула юбку до колена, но расстегнула рубашку до пупка почти. Кстати, таким образом мы все узнали, что он у неё проколот.

— Громова Беатриса, — и странная усмешка на губах. Чего он от меня ждёт? Что я начну юбку поднимать? Обойдётся!

— Громова Беатриса Игоревна, семнадцать лет, увлекаюсь зарубежной литературой.

И снова села без разрешения.

— Громова, кто тебе разрешил садиться? — и снова эта лукавая, уже вызывающая нервное подергивание глаза, улыбка.

Я снова встала, сцепив пальцы в замок.

— Что-то скудненько как-то, Громова, не находишь? — насмешливо спросил он, с интересом разглядывая край моей юбки.

— Не нахожу, — спокойно отвечаю я, запихивая расшатавшиеся нервы поглубже.

— Громова, а тебя не учили, что хамить взрослым плохо? — не скрывая ехидства, спросил он, очень внимательно наблюдая за тем, как я стремительно бледнею.

— Ха, а ей можно! Она же у нас золотая медалистка! Всё знает! Имеет богатенького папочку, — фыркнула Зарина, складывая руки на груди.

Молодой учитель даже не счел нужным обращать на неё внимания, он очень пристально смотрел мне в глаза. Настолько пристально, что я от нервов начала комкать идеально наглаженную юбку.

— Любимая группа, исполнитель? — быстро спросил он, а я уже была готова на всё, лишь бы Александр Андреевич перестал на меня так пристально пялиться!

— Imagine Dragons, Мэрилин Мэнсон и Танир, — быстро выпалила любимых исполнителей, чем выдала себя с потрохами.

— Неожиданно, — удивленно вздернул брови учитель, ещё раз окинул взглядом мою рубашку, вздохнул, как мне показалось, с сожалением, и потерял ко мне всякий интерес.

Ахренеть.

Нет, не так.

Ах-ре-неть!

Вот, да, так в самый раз.

Да как так можно?

Возмущённо посмотрев на это жалкое подобие преподавателя, упрямо и гордо вздёрнула подбородок и села на своё место.

— Я тебя не сажал! — не отрываясь от созерцания декольте Ионы, сказал этот… Который строит из себя учителя, и мне пришлось подняться.

И делала я это так, будто это я заставила его сказать это.

И вот так вот простояла я до конца урока!

Да что это вообще за придурок такой выискался?

И чего он ко мне прицепился?

Когда прозвенел звонок, у меня жутко затекли ноги, и достояла я целенаправленно в одной позе: самой горделивой, что была в моём арсенале.

Собрав вещи в цветастый рюкзак, уже подходила к двери, когда учитель сказал:

— Командир класса, останьтесь, пожалуйста.

О, Вселенная, за что ты так со мной?

Что я, терпеливая раба твоя, такое, мать твою, натворила, что ты так издеваешься, я бы даже сказала, стебёшься надо мной?

Тяжело вздохнув, помахала перемене с едой ручкой и встала перед учительским столом.

Сначала он полностью проигнорировал меня, потом я начала нервно стучать пяткой по линолеуму, от чего раздавались неприятные, но такие успокаивающие шлепки.

Потом я уже не выдержала и со всей силы дернула журнал на себя, пытаясь привлечь внимание.

Что, Вселенная, решила сегодня сдохнуть, но перед этим оторваться по-крупному?

Ну почему на мне-то, а?

Объясни!

Пока я стояла, я видела только титульную сторону журнала, а когда дёрнула его, выпало содержимое: журнал для взрослых… Или просто грудастые тётки.

Нервно сглотнув, наблюдаю за ошарашенным учителем и боковым зрением подмечаю в зеркале, что висит на соседней стене и где прекрасно я отражаюсь, что покраснела вся! То есть, вместе с шеей и ушами.

О, Вселенная, третий раз спрашиваю: за что ты так со мной?

И какой дебил, прости, хорошее воспитание, сказал, что это нелепое создание — учитель?

— Громова, ты что себе позволяешь? — о, явление Христа народу, акт второй!

— Так это, Александр Андреевич, вы сами попросили командира остаться, — я, как и мой голос, находилась на грани срыва. Только мой срыв был нервным. Пора начинать пить успокоительное. Романова как-то говорила, что есть у неё пара отличных таблеточек… Надо будет попросить горсть отсыпать.