С истечением положенного для шести уроков срока я забрала из раздевалки пальтишко цвета красного перца и побежала к остановке.

Дом встретил меня радостным визгом мачехи.

Твою мать, не говорите мне, что…

— О, смотрите, вернулась моя любимая сестренка! — сдохни! Сдохни! Сдохни! Сдохни!!! — Как учеба? — так и хочется треснуть по этой слащавой роже с издевательской улыбкой.

— Доченька, — сладко пропела Инесса, — не обращай на этот отброс внимания, — и она с любовью погладила эту шпалу по голове. А вот следующее бросила очень злобно и резко: — Она сейчас же идет в свою комнату и не выходит оттуда до завтра!

Не сказав ни слова, подобрала упавшую от шока сумку и удалилась к себе наверх.

Вообще, Любаня моего возраста, может, чуть постарше, однако уже замужем, вроде как, по залёту, но фишка в том, что залёта как такового не было!

Они с Инессой просто раскрутили богатенького мальчика, а тот возьми и развесь уши.

Ага, вот так батя приобрел выгодный контракт с папой того бедного паренька, а Любаня богатенького мужа. Всё, как они и мечтали.

Устало упав на свою кровать, достала из кармана телефон и набрала номер Ростовой.

Гудок. Второй.

— Ах-х, да-а! Да-а-а! — протяжно простонала она, а я покраснела а-ля помидорчик.

— Я, наверное, не вовремя?

— Нет-нет, в самое время!.. Да, да! Вот так! Да!

— Нет, я явно не вовремя!

— Говори уже, чего хотела, и я вернусь к своим делам!

— Да слышу я, какие у тебя «дела»! — недовольно буркнула я. — Любаня приехала, и сейчас, скорее всего, снова начнется травля.

— Слушай, Бят, я всё понимаю: ты у нас вся такая правильная. Не пьешь, не куришь, матом не ругаешься, но надо что-то делать с этим тупым подчинением! — заскрипела кровать, хлопнула дверь. Я так полагаю, что из-за меня она оставила своего молодого человека. Сты-ыдно! — Попробуй хотя бы для разнообразия собственной жизни хоть разочек нахамить человеку, а? Чего тебе стоит? Тем более, мы обе знаем, что язык у тебя хорошо подвешен! Ты помнишь, как ты тех парней заткнула? Даже я потом полдня с тобой разговаривать боялась, а тут молчишь, как корова!

— Я прекрасно все это понимаю! Но, Мил, и ты меня пойми! Если я нахамлю учителям, они пожалуются директору, а она — отцу, а тот запрет меня дома насовсем! Даже учителей на дом наймёт! А если Инессе, то она один овощ нажалуется отцу, и снова санкции в мою сторону. Да и мы обе знаем, что она ещё и ударить может!

— Ты неисправима! А если этот вот новенький учитель? Я не думаю, что он побежит жаловаться директорше.

— Я тоже так не думаю, но как-то неудобно будет.

— Неудобно, Бяточка, это когда дети на соседа похожи или трусы на шубу надевать. Вот это да, вот это неудобно, а там всё нормально, — я тихо хихикала в трубку. — Вот и замечательно! Кстати, ты же помнишь, что твой любимый исполнитель будет завтра выступать в центральной «Пустоте»? — «Пустота» — это довольно большой и очень популярный клуб, в который не всякого впускают.

— Да, помню, но кто меня отпустит? Инесса разорется, что трачу отцовские деньги на клубы, а Любаня гадость какую-нибудь сделает, и меня вообще из дома больше не выпустят.

— Не обсуждается! — безапелляционно заявила девушка. — Идешь завтра и точка! Надо уже из тебя человека сделать. Просто сбежишь через окно и перелезешь через ограду. Делов-то!

— Действительно. Ладно, Мил, спасибо, что уделила минутку.

— Да без проблем, всегда пожалуйста! — она убрала трубку от уха. Ну нет у этой девушки привычки сбрасывать, поэтому, перед тем, как положить трубку, отдаленно услышала: — Котик, я уже иду, доставай свой ч…

И, пожалуй, на этой замечательной ноте, я положу уже эту грёбанную трубку!

Чёртова извращенка!

Откинув телефон на другую сторону кровати, перевернулась на спину и уставилась в потолок, покрытый звёздочками, которые светятся в темноте.

Во сколько я их наклеила? В тринадцать? Не помню.

— Беатриса! — ё-моё, что им опять надо?

Устало вздохнув, встала с кровати и спустилась в гостиную, где восседало всё семейство и изволило потреблять пищу.

— Беатриса, — строго позвала Инесса, — спустись в погреб и принеси нам вина, моего любимого.

Замечательно! Отправлять в подвал человека, который боится темноты и страдает от клаустрофобии — просто верх маразма!

— Я боюсь темноты, — попыталась я вразумить этот живой пример идиотизма, на что получила ответ: «Девочка большая, справишься!»

Ну вот за что?

С самой страдальческой миной прошла в заднюю часть дома, где располагались две лестницы: одна на чердак, другая в винный погреб.

Спустившись по ступенькам, которые ужасно скрипели при каждом моём шаге, я погрузилась в неприятную темноту подвала.

Щёлкнув выключателем, прикреплённым ещё на лестнице, прошла между стеллажей с коньяком.

Батя у меня мужик богатый, так что может позволить себе много выпивки.

Весь погреб был уставлен стеллажами от стены до стены, в несколько рядов, с крепкими алкогольными напитками, а у самой дальней стены стоял старый бар.

Только я подошла к стеллажу с винами, как дверь в погреб хлопнула, и погас весь свет.

— Очень остроумно, спасибо! — прокричала я в темноту, но слова были адресованы этой инфузории.