Annotation
Глазарь Антон Владимирович
Глазарь Антон Владимирович
Опиат Ж
\Покрошите в мою клетку немного черствого хлеба. Я в предсмертной агонии смыкаю и размыкаю клюв/
.
.
Плечи явно устали нести на себе небольшой рюкзачок. В нем точно нечто тяжелое. Раскидистые рыжие кудри слоняются по ветру. Они не прикрыты шапкой, обрамлены пышным вязанным шарфом пепельного цвета. Дугой изогнутые брови скачут по румяному высокому лбу. Большие губы в одну секунду становятся вишенкой. Затем расползаются в улыбке. Трясутся в страхе. Становятся ровными бордовыми полосами.
Её кто-то называет по имени. Тощий тип с длинной русой бородкой, заправленной в шарф. Она оборачивается. Все так же эмоции на лице сменяют одна другую. Она узнает человека. Приветственно поднимает руку. Сгибает пальцы, все кроме среднего и указательного, образуя букву V. Спустя мгновение лицо загорается злобой -- загибается и указательный, ладонь разворачивается тыльной стороной. "Некто" смеется. Отдает ей пузырек. Сует еще и сигарету. Уходит.
Не дождавшись возвращения одиночества, Она открывает флакон. Глотает залпом. Сует в губы сигарету -- мятую, грязно-черную, с пористым содержимым, непохожим на табак. Прикуривает и делает глубокую затяжку. Розоватые от мороза щеки надулись. Брови остановились и попятились вниз, к большим темно-карим глазам. Губы вновь сошлись в маленькую вишенку. Больше они не шевелились. Тянущее к себе взгляды облезлых прохожих, красивое и шелковое лицо убийцы бога застыло в спокойствие. Эмоции прекратили сменять друг друга. Слезливая грусть осталась тут навсегда.
.
.
\Птица взмывает ввысь. Птица падает на землю. Крылья еще не срослись и уже не срастутся. Душа слишком рвалась к небу. Терпения не хватило. От удара кости раскрошились в пыль. Птица истекает кровью. Птица осталась пятном./
.
.
Ассар закончил Этот день с разбитым черепом. В нем оставалось еще несколько капелек жизни, которые он предпочел потратить на мысли о Ней. Вопросы вроде "почему Она его убила?" или "почему так жестоко?" в тот миг, чувствуя языком вкус лобной доли, рыхлое, склизское и горькое суфле, конечно, его не волновали.
Ассар начал Этот день в чужой кровати. Без одежды. Его мучила жажда, но вставать было лень. Он приоткрыл глаз, дабы не спугнуть сон. Осмотрел окружение. И удивился и расстроился: засыпал он, как ему казалось, не здесь и в этом "здесь" стакана с водой не было. Он потянулся и обнаружил стену. Ассар приподнялся и пристально посмотрел на самого себя: голое заросшее грязное загорелое тело, отсутствие нижнего белья, засохшая кровь вперемешку с чем-то серо-белым на его месте -- размытая картина, взгляд не был трезвым.
Ассар пытался вспомнить, закончил ли он прошлый день дома. Вместе с дочерью, которая приехала к нему на выходные. Уложил ли он её в свою кровать. Лег ли сам на диване. На ночь рассосал ли марку-ЛСД, трижды процедил ли слюну сквозь зубы. И уснул. Так должны заканчиваются каждые его выходные. Если исключить дочь, так должен заканчивается и каждый его будний. Он должен смотреть прекрасные цветные кислотные сны, как и каждый житель этой пропавшей страны. Его не пугало разрушение нервной системы, как и никого не пугало, в этой стране никто не намерен доживать до старости.
У Нее была татуировка на шее -- яркий лист канабиса. Ассар вспомнил её только по нему. Никто давно не помнит и не употребляет коноплю, даже дети и подростки давно бросили пробовать не синтетику. Если отбросить знакомое ему лицо, то он счел бы Её человеком и интеллигентным и распущенным. Таким, каким он считал и себя. В Её прищуре угадывалась страсть к чтению, в бугристых тонких пальцах страсть к письму от руки, во взгляде угадывалась страсть, как таковая. Таких людей перемололи жернова времени. Они остались в прошлом. Не для сегодняшнего ритма. И не для вчерашнего -- в год узаконенной "вседозволенности" худшие сторчались тут же. Те, кого именовали "стадо", большинство, толпа, оказались на игле в пределах пары месяцев -- таким было "вчера". "Сегодня" редкие группки людей пытаются существовать среди наркотрафика, секс-рабства и торговли органами. Это либо те, у кого хватило ума не долбить во всю силу, либо те у кого не хватало денег. Большинство именно вторых. Поэтому в каждой женщине легко узнать шлюху. Нужно только знать цену.
Ассар не мог вспомнить, когда увидел Её впервые. Но он помнил точно, что не угадал с ценой. Вспомнилось, как в одну из ночей предложил Ей марку, зажав четвертинку челюстями, пытаясь в поцелуе разделить с Ней приход. Она в ответ откусила кусок его нижней губы и выплюнула кислоту. В тот вечер Ассар много пил, проклинал "рыжую шельму" и переборщил с транквилизаторами -- с тех пор его правое веко не стоит на месте. Его глаз смыкается и размыкается. Точно, как часы. Сам он этого давно перестал замечать, но держал в памяти. В случае споров с коллегами, он указывал на свой глаз и говорил "Мои слова настолько же надежны, как секундная стрелка моего века".
Ассар увидел Её в Это утро. Она была не менее удивленна, чем он. Её появление случилось ближе к полудню, но густые ноябрьские тучи не пропускали света -- Ассар и не подозревал сколько времени он бродит в одиночестве по маленькой пустынной комнате, голый и голодный. Первым делом он стал искать чем прикрыть наготу. Но никаких тряпок или одежды в комнатке не было. Помещение три на три, с узкой кроватью, стопками книг, ведром вместо уборной и окоричневелым от слоя смолы бюстом неизвестного Ассару персонажа. С два кулака величиной, не больше. Он открывал книги, не узнавал буквы. Искал чем себя развлечь. Старая иссохшая бумага в книгах легко ломалась, издавая забавный хруст. Под это хруст и пролетело утро, пока не послышался топот неспешного шага.