И мерцали веревочных статуй пеньковые глазки

Так, как будто от тренья дымятся в зрачках огоньки

1965

"В метрополитене, В универмаге…"{316}

В метрополитене,

В универмаге

И в шелестенье

Газетной бумаги —

От физического соприкосновенья

С тысячами сограждан

Я хотя б на одно мгновенье

Делаюсь как бы каждым.

Я пребываю

Как бы в их плоти

Всюду — в трамвае

И в самолете.

И пусть я не каждый,

Но знаю одно я:

Каждый однажды

Будет и мною.

Хоть на мгновенье

В движенье, в полете,

В метрополитене

И в самолете.

1965

"О, Россия!.."{317}

О, Россия!

Издревле живу на Руси я,

И могу проспрягать я:

"Азм есьм,

Ты еси…"

Я могу рассказать,

Чем жила ты, Россия.

Всё могу я поведать, о чем ни спроси.

О калине-малине, лаптях и булате

И о щах и о каше поведать берусь.

Если скажешь ты мне:

"Заберись на полати!" —

Заберусь и скажу:

"Исполать

[258]

тебе, Русь!"

Но уж эти слова ты забыла, пожалуй,

Не поймешь, что такое хотел пожелать.

"На полати,— ты скажешь,—

Ложись да не балуй.

Посулил же такое, чудак: испылать!"

1965

Два облика{318}

Два облака пронеслись,

Неясно видоизменяясь,

Как протоплазма или слизь.

Два облака в одно срослись,

Как будто бы обороняясь

От вражьих сил.

Да не спаслись —

Рассеялись!

Но это — высь!

А на земле при лунном свете

Две тени крепко обнялись,

Два облика в один слились,

В мечтах лелея

Нечто третье.

1965

Черные тучи{319}

Тучи

Чуть ли не с целого белого света

Мчатся, чтоб вызвать листвы пожелтенье

Слушая этой листвы шелестенье,

Ты ли, душа моя, ищешь приюта

В белых березах и вторишь кому-то,

Будто стволы их похожи на свечи?

Эти церковно-приходские речи

Мне надоели до осточертенья!

Впрочем, отвечу: и белые свечи

Могут отбрасывать темные тени,

Равно как самые белые ночи

Могут укутаться в серые тучи,

Равно как самые черные тучи

Дышат мерцанием белого снега,

Белого снега, летящего с неба.

Даже и не увидеть во сне бы

Столько прекрасного белого снега,

Белого снега.

Даже и полное благополучье —