И, повторив:

"Как это мило!" —

Поцеловала бы губами.

Так мы становимся рабами.

…Я никогда не буду птицей!

1952

"И снова осень…"{128}

И снова осень…

Велосипедист,

Пригнувшийся к своей дрожащей раме,

Несется, как осенний пестрый лист,

Подхваченный вот этими ветрами;

И девушка, которая в кино

Играла чеховскую Анну

[97]

,

На перекрестке встречена нежданно,

Напоминает осень всё равно;

В комиссионке рыжая лиса,

Зелено-красный желудь в светофоре —

Всё подтверждает, что наступит вскоре

Сентябрьский день.

И даже голоса,

Которые стремительной весне

Спешат пропеть хвалу свою простую,—

И там и тут напоминают мне

Про ту же осень

Сытно-золотую.

1952

"Я опять тебя обидел…"{129}

Я опять тебя обидел —

Понимаю, сознаю,

Я опять тебя обидел

За доверчивость твою.

Вновь невольно сделал больно

Я тебе. А почему?

Я сказал тебе: "Довольно

Верить на слово всему!

На свою ты мерку меришь

И всему, что ни скажи,

Веришь, веришь, веришь, веришь.

Лгут и жены и мужи!

Докажу, что лгут и дети,

И не верь им ни на грош,

Ибо властвуют на свете

Лицемерие и ложь".

"Да?" — сказала ты, тоскуя.

"Нет! — ответил я, ликуя.—

Есть на свете добрый люд —

Очень многие не лгут…

Почему ж ты даже тут

Истины не разгадала?"

Так кричал я.

Ты страдала.

"Кто следующий?.."{130}

Кто следующий?

Ты следующий!

Во многом еще несведущий,

Но ясную цель преследующий,

Моим оружьем орудующий,

Откликнись,

Товарищ

Будущий!

1952

"Никого, Ничего…"{131}

Никого,

Ничего…

Ручеек пересох,

Только в русле его

Серебрится

Песок.

Он

Клубится слегка,

Чтоб рука не взяла,

Будто вместо песка

Только

Пепел,

Зола.

Но

И в пепле еще

Естество не мертво.

"Горячо?"

— "Горячо!

Ничего, ничего!"

Ведь

Повсюду, везде

И куда ни шагнем,

На остывшей звезде,

Где играли с огнем,