Ночь

Становилась

Холодна.

Прибавил шагу я.

Навстречу

Скачками двигалась луна.

Но вдруг по грудь, затем по плечи

В нагое дерево ушла,

И через ветви провалилась,

И снова в небе появилась

Гораздо выше, чем была.

Вот так

Борец,

Почти поборот,

Оказывается наверху.

Один

Через морозный город

Я шел без шубы на меху.

1951

Листья{123}

Они

Лежали

На панели…

И вдруг

Они осатанели

И, изменив свою окраску,

Пустились в пляску, колдовские.

Я закричал:

"Вы кто такие?"

"Мы — листья,

Листья, листья, листья! —

Они в ответ зашелестели.—

Мечтали мы о пейзажисте,

Но руки, что держали кисти,

Нас полюбить не захотели.

Мы улетели,

Улетели!.."

1951

Ложь{124}

Ложь

Поначалу в самых мелочах,

А дальше — больше, гладко, без заминки

Как будто в ясных солнечных лучах

Бесчисленные плавают пылинки.

И если в глаз попало — трешь и трешь

И пальцами, и даже кулаками,

Но кажется, что маленькую ложь

Не вынуть и обеими руками.

Крупицы лжи щекочут, колют, жгут,

Слеза всё пуще застилает око.

Ведь нам лгуны для этого и лгут,

Чтоб видеть не умели мы далеко.

Но выход есть и в случае таком:

И, за ресничку подымая веко,

Вдруг поддевает смелым языком

Всё это человек у человека.

И докторов напрасно не тревожь,

А знай: всего искуснее и чище

Глаза нам застилающую ложь

Прочь устраняет дерзкий язычище!

1951

Песня{125}

Пабло Неруде[96]

Этой песне внимали Стокгольм и Марсель.

Через греческий дым и турецкую пыль

Била в цель

Эта песня грядущего.

Но,

Упорно исследуя каждую щель,

Где-то в Чили,

В ущельях, за тысячу миль,

Дни и ночи ловил полицейский патруль

Человека, о мире поющего.

Потому что решили,

Что именно там,

Где-то в Чили,

Удобней идти по пятам

За певцом, и травить его гончими,

И в безлюдном ущелье заоблачных гор

Навалиться оравой — и весь разговор,

И разделаться с песней — и кончено!

Песню эту поймай, песню эту казни

И к началу кровавой безумной резни

В сей же час приступай в нетерпении,