– Так самое время это исправить. Я занимаюсь с вами последнюю неделю, как раз успею опросить вторую половину. Не тяни время, – я уже порядком выходила из себя, держась из последних сил, чтобы не наорать на неё. Помимо утренних неудач, опоздания, Куликова, меня ещё решила довести и она. Хотя откуда Арине знать, что я терпеть её не могу со вчерашнего дня. Маленький комочек ревности перевернулся где-то внутри, но я напрочь отмела это чувство.

– Вон Булыгин руку тянет, почему его не спросите?

– Потому что я хочу, чтобы ответила ты. Булыгин уже отвечал и не раз. Либо выходишь к доске, либо поставлю тебе неудовлетворительную оценку.

Она со вздохом встала и, проходя мимо Куликова, шепнула, как ей казалось, совсем не громко:

– У неё ПМС что ли?

Куликов усмехнулся и посмотрел на меня снова, каким-то снисходительным взглядом, которым смотрят на нашкодивших детей.

– Нет, Трошина, у меня не ПМС. И в следующий раз говори подобные гадости тише, а ещё лучше впредь следи за своим языком, я тебе не подружка. Не забывай, ты пока ещё моя ученица, имей уважение, в конце концов, я старше и умнее тебя.

Когда я говорила последние слова, почему-то посмотрела на Женю, который, видимо, принял эти слова на свой счет и нахмурился.

Трошина закатила глаза и принялась писать на доске. Ошибок не было, отчего я немного расстроилась, но всё же поставила ей заслуженную пятёрку.

После звонка весь класс быстро покинул мой кабинет, и только Куликов остался сидеть за партой.

– Ась, ты меня к Трошиной приревновала что ли? – напрямую спросил он, как только за последним учеником закрылась дверь.

– Что за бред?

– Сначала в кафе на нас пялилась, как на уродов из цирка, теперь вон её завалить пытаешься. Она-то тут при чём? Эта Трошина и рядом бы со мной не стояла, если бы ты в своё время сделала правильный выбор.

– Правильный для кого?

– Для всех.

– Да не ревную я тебя, Куликов. Спустись с небес на землю, мир не крутится вокруг тебя, – я сердито собрала тетради в стопку, чтобы проверить их дома.

– Я, пожалуй, останусь при своём мнении. На мой взгляд, глупо отрицать очевидное.

– Очевидное это то, что ты напридумывал в своей голове?

Женя встал из-за парты и приблизился к учительскому столу. Он облокотился на локти, приблизив своё лицо к моему.

– В моей голове? Ну же, давай, посмотри мне в глаза и скажи ещё раз, что тебе плевать на меня.

Его глубокий и завораживающий голос прошёлся мурашками по моей спине.

Я приблизилась к нему сама, практически касаясь его губ, прошептала:

– Мне плевать, Женя. Было, есть и будет. Мы просто трахались, запомни это.

Он отпрянул и посмотрел на меня тяжёлым взглядом. Я видела, что мои слова задели его.

– Ты можешь врать мне сколько угодно, потому что мы оба знаем правду. Вот только это очень глупо, сама же сегодня верещала о том, какая ты взрослая и умная, так что же ведешь себя, как сраная малолетка с вечным духом противоречия?

– А тебе какое до меня дело? Мы с тобой уже вроде всё решили, не проще оставить меня в покое?

– Как ты могла заметить, я тебя и не трогаю. И решила ты одна, а не мы. И, в отличие от тебя, я никогда не скрывал, что мне есть до тебя дело. Потому что я… тобой интересуюсь.

– Значит, тебе придётся ограничить свой круг интересов. До одной маленькой рыжей шлюшки.

Куликов широко улыбнулся и покачал головой. Он спокойно вышел из кабинета, оставив меня в полном недоумении.

***

Я не знаю, по какой чёрт этот день решил добить меня до конца.

И я не знаю, как я могла забыть этот чёртов телефон в своём кабинете, который, как ни странно, был открыт, хотя ключ я сдала на вахту.

И сейчас я могу с уверенностью сказать, что не хотела видеть то, что происходило в этом кабинете на одной из дальних парт.

Трошина лежала на парте, широко расставив ножки и вызывающе выпятив зад. Куликов вколачивался в её тело сзади, держась рукой за округлую ягодицу. Она стонала, слишком громко и пошло, я знала, что он не любит это.

Словно в подтверждение моих слов, он схватил её за волосы, потянув назад, таким образом звуки издавать стало гораздо труднее. Куликов не сбавлял темп, откинув голову назад и зажмурив глаза. Его рот был чуть приоткрыт и дыхание было тяжёлым, но со мной он всё равно был гораздо чувственнее. И эта мысль была весьма неуместна в данной ситуации.