Ефимушкин. Что же ты мне хотел сказать?

Ястребов. Да я теперь тебя послушаю.

Ефимушкин. Гм… Как дела в бригаде?

Ястребов. На перфораторы перешли. Совсем другой табак.

Ефимушкин. Лучше?

Ястребов. Какое — лучше? Хуже! Один месяц поработали с агрегатом, а так привыкли, что перфораторы — хорошие машины — теперь каким-то ископаемым инструментом кажутся. Карпушкин, и тот по новинке тоскует. «Культурный, говорит, механизм».

Ефимушкин. Значит, вообще на шахте такое мнение?

Ястребов. Другого и быть не может. Это же — техника! Каких бы трудностей не стоило, а мы без такой машины не останемся. Жизнь требует.

Ефимушкин(после паузы). Ты, кажется, дал Илье рекомендацию?

Ястребов. Да.

Ефимушкин. Ну, и что ты теперь думаешь?

Ястребов. Отбирать не собираюсь. В его положении я, может быть, сделал бы то же самое…

Ефимушкин. Прямо-таки то же самое?

Ястребов(неуверенно). Ну, может, и не в точности, а…

Ефимушкин. И удержать не пытался?

Ястребов(смущенно). Пытался… Да разве ж его остановишь?

Ефимушкин. Так-так… А что же Илья? Ты у него бываешь?

Ястребов. Бываю. Поправился. Завтра на шахту собирается. А директор, говорят, хочет его с бригады снимать…

Ефимушкин. Не слыхал.

Ястребов(недоверчиво взглянув на Ефимушкина.) Полюбопытствуй. А я хочу тебе заявить, Александр Егорыч… буду за Илью драться. Как коммунист, я тоже отвечаю за дисциплину на шахте. И дисциплина у нас железная. А этот случай — особый случай… Безуглые под ногами путаются. (Гневно.). Ух, я бы их… Знаешь, Егорыч, если я драться начну… я могу и глаза выклевать!

Ефимушкин. Не даром у тебя фамилия Ястребов.

Ястребов. Почему до сих пор мы терпим Фурегова! Вот обожди, буду в горкоме…

Ефимушкин. Сейчас на твоей шахте находится секретарь горкома. Иди и говори.

Ястребов. И пойду, и скажу!

Ефимушкин. Что же ты ему скажешь?

Ястребов. Уберите, хватит! — вот что я скажу.

Ефимушкин. Эх, Ястреб, Ястреб, злая ты птица. Ну, разве можно так с людьми?

Ястребов. Филантропией увлекаешься, Александр Егорович? Этак мы и с врагами…

Ефимушкин(резко). Стоп. Говори да не заговаривайся. (Злым шопотом.) Ты когда-нибудь слышал, как горло под пальцами хрустит? Нет?.. А я… десантник я. Понятно? (Пауза.) Враги — это враги. А у нас тут люди. Разные, но наши. Советские люди. Проходчики, директора, колхозники, академики… С ними и в коммунизм идем. А ты… Эх, Ястребов…

Ястребов. Так, тридцать же с лишним лет воспитываем!

Ефимушкин. А человек прожил тысячи лет! И все это время ему мешали и сейчас еще мешают быть человеком. А мы за тридцать лет… Да посмотри на себя, ты, старый шахтер. На улице дождь, слякоть, ночь… А ты пришел. Что тебя привело? Шкурный интерес? Нет! За товарища дерешься. За его — значит и за твое — дело. За дело рудника, а, стало быть, и всей страны. Так? Так. Вот они, эти тридцать лет, Павел Тимофеич.

Ястребов(после паузы, покашливая). Как же с Ильею? Крестник он мой: рекомендую.

Ефимушкин. Посмотрим. Мне ведь он тоже не чужой.

Ястребов. Что ж, пока.

Ефимушкин. Пока.

Ястребов(идет к выходу, но останавливается). А с бригадирства снимать — ни-ни! (Уходит.)

Ефимушкин, сумрачно улыбаясь, смотрит вслед Ястребову. Пауза. Звонок телефона.

Ефимушкин(по телефону). Да. Здравствуйте, товарищ Безуглый. План мероприятия? Обращайтесь к директору. Видите ли, товарищ Безуглый, у меня на ваши планы особый взгляд. Да, да, высосаны из пальца. Один забой, которого не хватало Илье Буторину дороже всех ваших планов… (Опускает трубку. Но сразу — новый звонок.) Да, слушаю. Почему сердит? Все те же причины. А тут еще звонок за звонком. По всем производственным и даже хозяйственным вопросам находят необходимым звонить в партком. А мне хотя бы вытянуть главное. Жалуюсь тебе, дорогая жена, как члену ревизионной комиссии горкома… Нет. Аничка, я приду не скоро, прости. Разве он еще не спит? (Неохотно.) Ну, давай, ладно… Ни-ки-тка! (Постучавшись, входит Вера. Ефимушкин не видит.) Это — папа. (Увлекся.) Обожди, Аня, ты нам не мешай… Никитка! А-а, узнал, разбойник! (Замечает Веру.) Ладно, бай. (Опускает трубку.) Правительственный разговор.