Шрифт:
В 1903—1906 годах на шхуне «Йоа» он впервые прошел Северо-западным проходом — сделал то, к чему люди стремились в течение трех столетий.
В 1911 году первым достиг Южного полюса, В 1918—1920 годах на шхуне «Мод» прошел Северо-восточным проходом и стал первым человеком, совершившим кругосветное плавание за Полярным кругом.
«Первым», «впервые»... — Амундсен не знал поражений!
В чем секрет триумфальных успехов Амундсена? Почему неизменно он выходил победителем?
С детства мечтал Руаль стать моряком и полярным путешественником, Мало ли мальчишек мечтает об этом? Но Амундсен не только мечтал. Он перечитал всю доступную литературу. Вспоминая об одной из прочитанных книг, Амундсен пишет: «Удивительно, что из всего рассказа больше всего приковало мое внимание именно описание лишений, испытанных Франклином и его спутниками. Во мне загорелось странное стремление претерпеть когда-нибудь такие же страдания».
В детстве он был болезненным и слабым мальчиком. Чуть повзрослев и поняв, что человек может руководить собой, Руаль стал приучать себя к холоду, сделал свое тело сильным, выносливым, закаленным. Рассказывают, что в 16 лет он спал на коврике возле кровати, накрываясь только пальто или газетами. Окна в любую погоду были раскрыты.
Понимал ли Руаль, что закаляет не только тело, но и тренирует волю, выдержку, испытывает свои дух? Наверное, понимал, ибо в страданиях, которые привлекали его в описаниях полярных путешествий, он видел в первую очередь победы человеческого духа.
Жизнь сложилась так, что только в двадцать два года Амундсен ступил на борт судна, уходящего в дальнее плавание. В двадцать два он был юнгой, в двадцать четыре — штурманом, в двадцать шесть впервые зимовал в высоких широтах, в двадцать восемь стал капитаном.
«Любой человек не так уж много умеет, — говорил Амундсен, — и каждое новое умение всегда может ему пригодиться». Готовя себя к экспедициям, Амундсен изучил метеорологию и океанологию, научился проводить магнитные измерения. Он прекрасно ходил на лыжах и управлялся с собачьей упряжкой. Уже будучи прославленным полярным исследователем и решив использовать в своих экспедициях самолеты, он в сорок два года стал летчиком — первым гражданским летчиком Норвегии.
Успех всех его экспедиций — в тщательной разработанности плана. Кажется, он умел предусмотреть все: состояние погоды, силы собак, возможности товарищей. Он умел предвидеть непредвиденное.
Сам Амундсен называл свои полярные путешествия работой. Но одна из статей, посвященных его памяти, была озаглавлена неожиданно: «Искусство полярных исследований».
Искусство!
Для многих полярников Амундсен — учитель. В самом высоком значении этого слова. Он учил уважать и ценить людей, быть гордым и любить родину. Он учил бороться и побеждать! В победе же быть скромным и великодушным.
Он был практиком; пророком его, пожалуй, не назовешь. Но одним из первых Амундсен оценил возможности применения авиации в полярных странах. И в мае 1925 года два гидросамолета «Дорнье-Валь» под номерами 24 и 25 стартовали со Шпицбергена к Северному полюсу.
Из книги Руаля Амундсена:
Руаль Амундсен.
А м у н д с е н Р. Полет до 88° северной широты. Первый полет над Северным Ледовитым океаном. Собр. соч., т. IV, М.— Л., 1936.
В 1 час 15 минут в ночь на 22-е мы долетели до первого свободного ото льда пространства, сколько-нибудь значительного по размерам. Это была не полынья, а целое озеро с узкими рукавами, расходившимися по различным направлениям. Оно предоставляло нам первую возможность спуска. По счислению мы должны были быть по крайней мере на 88-м градусе северной широты.
Мы решили спуститься, сделать необходимые наблюдения для определения своего местонахождения, а потом действовать сообразно с обстоятельствами. Теперь возник вопрос: куда нам спускаться? Разумеется, спуск на воду был самым безопасным, поскольку дело касалось самой посадки, но тут опять являлось опасение, что лед может сомкнуться и раздавить нас раньше, чем мы успеем снова подняться на воздух. Поэтому мы все сошлись на том, что, коль встретится возможность, будем садиться на лед. Для того чтобы обследовать местность как можно тщательнее, мы начали спускаться, описывая большие спирали. Но в заднем моторе начались сильные перебои, и это изменило положение. Вместо того чтобы выбирать, мы должны были брать то, что подвертывалось. Машина была еще слишком тяжела, чтобы держаться в воздухе с одним мотором. Необходимо было спуститься без промедления.
При той небольшой высоте, на которой мы теперь держались, мы не могли долететь до главного озера, а должны были довольствоваться ближайшим рукавом. Он был не особенно привлекателен — переполнен салом [31] и мелкими льдинками. Но, как сказано, у нас не оставалось иного выбора. Было счастьем, что мы опустились среди сала, потому что оно несколько замедлило нашу скорость, но, с другой стороны, это ослабило маневренную способность аэроплана. Мы проносимся мимо тороса на правом берегу. Машина кренится влево, так что несущая плоскость почти касается тороса, проносится над ним и вздымает высоко кверху лежащий на нем снег. Берегись! Мы несемся на другой торос с левой стороны; он выглядит еще более внушительным и грозным. Убережемся ли мы от него? Каждое мгновение я ждал, что левое крыло разлетится вдребезги. Скорость нашего бега теперь быстро убывала в толстом слое мелкого льда, и мы остановились в глубине рукава, почти уткнувшись носом аппарата в торос. Не дойдя на миллиметр! Чуть быстрее — и мы разворотили бы себе нос!
31
Сало — густой слой ледяных кристаллов на поверхности воды, одна из первых стадий образования льда.
Пока что все хорошо. Мы еще живы.
Тот небольшой запас снаряжения и провианта, который мы имели, был выгружен на лед в течение нескольких минут, а затем мы отправились осматривать лед в бинокль с вершины самого высокого тороса. Когда я во время нашего спуска в последний раз взглянул ка N24, он летел очень низко и был по другую сторону свободного ото льда пространства. Но, как мы ни смотрели, ни вглядывались, ничего не могли увидеть. В любой момент и без всякого предупреждения наше свободное пространство между льдами могло снова закрыться и раздавить нас, как давят орех щипцами. Чтобы предохранить себя от этого, мы решили вытащить аэроплан на торос, у которого находились С первого взгляда это могло показаться безнадежным. Сперва нужно было снести торос, а потом устроить наклонную поверхность. «Но чем, собственно, мы будем работать?» — спрашивает кто-то. Да, вот в том-то и штука! Ведь при старте у нас была перегрузка в 500 кило, и поэтому мы должки были ограничивать себя во многих отношениях.