– Это Дьявол, Мэтт.

Ого. Джейсон назвал меня по имени, значит, я действительно сбил его с толку. Но я не собираюсь брать своих слов обратно. Я уверен, что я прав.

– Говори, что делать.

Уже в течение следующих минут я рисую на деревянном полу перевернутый, кривой треугольник. Опыта у меня мало. Рука саднит от раны, щепки впиваются под кожу, пока я вывожу линии по шершавому покрытию, но я не жалуюсь. Глаза горят. Кожа горит. Да, на этом моя жизнь вполне может закончиться. А, может, и нет.

– Повторяй три раза: Vocavit vos, Lucifer... – Джейсон подрывается вперед из-за того, что кто-то со всей силы врезает по двери и стискивает зубы. – Давай, живее!

Я киваю и, пару раз сжав и разжав пальцы, хриплю:

– Vocavit vos, Lucifer. Vocavit vos, Lucifer.

– Сделай одолжение, притворись, будто мы скоро умрем, и скажи с выражением.

– Может, сам скажешь?

– Может, тогда дверь подержишь?

Порывисто отворачиваюсь, зажмуриваюсь, и произношу:

– Vocavit vos, Lucifer! Vocavit vos...

Невидимая волна сбивает меня с ног. Я отлетаю на несколько метров и с такой силой врезаюсь в стену, что перед глазами вспыхивают краски, а между висков проносится звон, скрипящий и оглушающий. Предметы в помещение подрываются в воздухе и застывают в невесомости, в полете. А пыль превращается в густую думку, проникающую в ноздри и не дающую дышать. Я жутко пугаюсь. Желудок скручивается в тугой узел, а ноги становятся в разы тяжелее, неминуемо оттягивая тело все ниже и ниже... Я думаю, что свалюсь прямо сейчас на пол, но нечто удерживает меня. Нечто костлявое и ледяное, нечто еще незримое, правда, лишь в течение нескольких секунд. Вскоре призрачные силки приобретают форму тонких пальцев, потом и рук, и плеч, будто в замедленной съемке постепенно передо мной появляется сам Дьявол в идеально выглаженном, черном костюме.

И Дьявол держится пальцами за мой подбородок, не позволяя мне сойти с места.

– Здравствуй, – шипит он, приблизившись к моему лицу, а я оторопело вжимаюсь в стену, пусть и не думаю, что можно вжаться еще сильнее, – Мэттью.

 Его пальцы едва касаются моей кожи, но создается впечатление, будто к стене меня приковали звенящими цепями. Я лишь думаю: говори, давай, ты должен говорить! Но я не могу. Впервые в жизни мне кажется, что я подписал себе смертный приговор.

– Смертный вызывает самого Дьявола, – науськивает Люцифер и прожигает глазами во мне дыру размером с Коннектикут, – какая неслыханная наглость.

– Я хотел... – Запинаюсь, а Дьявол резко вперед подается, оскалив зубы.

– Что хотел?

– Предложить.

– Сделка? – Пальцы мужчины ослабляют хватку, и на его лице проскальзывает нечто такое, что нельзя описать человеческими словами. Бледная кожа кажется мертвой. Глаза, в которых горит огонь, кажутся ядовитыми. Я сглатываю, а он отступает назад и сплетает в замок длинные, костлявые пальцы. – Слушаю.

Оковы, прижимающие меня к стене, исчезают. Я порывисто горблюсь и хватаюсь за шею пальцами. Сегодня меня столько раз пытались придушить, что моя живучесть вполне достойна громких аплодисментов. Откашливаюсь, непроизвольно осматриваюсь, заметив, что Джейсон застыл в одной позе, как и парящие в воздухе предметы, а затем вновь гляжу на Люцифера, стиснув зубы до оглушающего скрипа.

– Я знаю, что Ловари воруют магию... – Дьявол скучающе сканирует меня красными глазами, а я продолжаю. – Вы пытаетесь отыскать их, но они научились прятаться. Однако я решил, что вам будет интересно найти их, здесь, в этой деревне.

– И почему ты так решил?

– Я не прав?

Люцифер внезапно усмехается, при этом взгляд у него остается абсолютно пустым и ужасающим, как будто я смотрю в глаза ядовитой Кобре, способной в любой момент меня убить. Дьявол наклоняет голову, отчего половина его лица тонет во мраке, и спрашивает:

– Ты хочешь что-то взамен.

– Я хочу выбраться из логова Ловари в живых, вместе со своим другом – Джейсоном.

– Тебе не страшно? – Внезапно Люцифер исчезает и возникает возле меня с дикими, блестящими глазами. – Не страшно, что я, допустим, перережу тебе горло.

– Дьявол любит сделки, – я не узнаю свой голос; сжимаю в кулаки пальцы, а ноги так и дрожат. Я трус. Впервые я чувствую себя трусом. Что еще сказать? Слов больше нет. Он пронзает меня презрительным взглядом, а я корчусь под ним, как загнанная в угол мышь.

– Ты рискуешь, Мэттью.

– Пожалуй, иного выбора у меня нет.

– Пришел просить помощи у того, кто отнял твою любимую, – лицо Люцифера вдруг искажает широкая, дьявольская улыбка, от которой леденеет кровь. Он порывисто ко мне придвигается, втягивает запах моего страха и облизывает серые губы, – отчаяние. Люблю нотки беспомощности, плавающие по вашему лицу вместе с потом. Правда, меня всегда удивляло, как можно быть трусливым и жестоким одновременно, ведь жестокость требует огромной смелости.