Некоторые вещи никогда не меняются.

ГЛАВА 12. КЛУБ НЕУДАЧНИКОВ.

Когда я возвращаюсь в коттедж, я замечаю на пороге и на дверном косяке неровные, кривые иероглифы, выведенные белым мелом. Прохожусь по надписи пальцами. Что это?

– Это моя детка постаралась. – Протягивает с хрипотцой Роттер и оказывается рядом.

Я перевожу на него взгляд и не знаю, что сказать. Мне не нравится его интонация, не нравится вид, с которым он пускается в разговоры об Эбигейл. Но я молчу. Он отец. Меня никто не спрашивает, как он должен и как не должен общаться с дочерью.

– Что обозначают эти символы? – Наконец, говорю я, взяв себя в руки.

– Эби вычитала их в книжке своей мамаши. Они защищают, не дают злу переступить порог и прочая дребедень. Благодаря этим каракулям мы скрывались многие годы.

– Полезные каракули.

– Да не то слово! Я много чего полезного нашел в вашем мирке, – Дюк выковыривает мизинцем остатки еды и по-идиотски улыбается, – золотое дно эти ваши ведьмочки.

– В каком смысле?

– Моя дочурка многое умеет.

– Вам с этого что?

– Ну, вы ведь не думаете, что она помогает бесплатно, верно?

Я недоуменно свожу брови и вглядываюсь в серые глаза гостя. О чем он говорит? Не понимаю. Он торгуется? Продает свою дочь? Желчь подскакивает к горлу ярым пожаром.

– Что? – Я нахожу на него, словно цунами. – Что вы сказали?

– Ты слышал, голубок.

– Вы здесь ради денег?

– Моя детка подвергается немыслимой опасности! – Раскатисто вякает он и разводит в стороны руки. – Конечно, это будет дорого стоить. А ты как хотел? Думал, мы приехали в эту дыру, чтобы подержать вас за руку, пока вы давитесь соплями?

– Но она не вещь, которую вы можете...

– Я сам разберусь, что мне делать с моей дочерью.

Невероятно; я отхожу назад и смотрю на мужчину, разрываясь между тем, чтобы как следует врезать ему по лицу или вытащить из-за спины браунинг и прострелить грудину.

Не все монстры обитают в аду. Некоторые из них живут рядом с нами, наши соседи, наши друзья; они только внешне похожи на обычных людей, внутри они гниют и смердят, как протухшее мясо. Я морщусь от отвращения и схожу с места.

– Что тебя так испугало, голубок? – Кричит мне в спину Дюк. – Кишка тонка? Да?

Не оборачивайся. Не оборачивайся.

Я поднимаюсь по лестнице, прижимая к коленям руки. Я даже забываю про боль. Не знаю, как Эбигейл терпит этого ублюдка. Но, клянусь, если он хотя бы пальцем ее тронет, я с него кожу живьем сдеру. К жестокости в сверхъестественном мире я привык. Смотреть на жестокость в настоящем мире у меня попросту нет ни сил, ни желания.

Я собираюсь пройти в гостевую комнату, но невольно замечаю, что дверь в спальню Ариадны приоткрыта. Останавливаюсь, ощутив, как судорога прокатывается по телу, ведь я, наивный идиот, вдруг думаю, что именно Ари вернулась домой. Но затем я вижу Хэрри, сидящего на кровати, и Эбигейл, сосредоточенно вырисовывающую что-то за столом.

 - Придурок, – шепчу я, прокатившись ладонью по лицу, – какая же чушь.

Сколько можно прокалываться на одном и том же? Ариадны здесь нет, нет, я должен усвоить это, смириться с этим, принять это, пропустить это через себя.

– Чего вы там стоите? – Неожиданно спрашивает высокий голос, и, подняв голову, я замечаю, как Эбигейл смотрит на меня, обернувшись в пол-оборота. – Пройдете?

– Да, – потираю потные ладони о бедра, – пройду.

У Ари в комнате ничего не изменилось, шторы задернуты, кровать смята. Я пытаюсь не показывать, как чертовски сложно мне тут находиться, и выдавливаю пресную улыбку.

– Чем занимаетесь?

– Я рисую.

Эби вновь поворачивается лицом к столу. А я подхожу ближе, чтобы посмотреть на ее произведение искусства. На удивление девочка и, правда, очень хорошо рисует. Сейчас ее эскиз напоминает мне нашу церковь, которая находится на въезде в Астерию.

– Неплохо.

– Спасибо. Я знала, что вам понравится.

– О чем вы секретничали с Джейсоном? – Отстраненно спрашивает Хэйдан и нервно стягивает с лица очки. – Может, поделишься?

– Да нечем делиться, – как можно безразличней отрезаю я, – ничего интересного.

– Ты издеваешься?

– Хэрри.

– Мэтт. Что за фигня? – Брат поднимает на меня взгляд и усмехается, а сам трясется, как будто в комнате тридцатиградусный мороз. – Будешь врать мне?

– Нет.

– Тогда о чем вы говорили?

– Ему просто захотелось... – Взмахиваю в воздухе рукой и начинаю в очередной раз выражаться на языке жестов, который обычно выдает мою ложь с потрохами. – Покурить.

– Ты считаешь, я слабак, – кивает Хэйдан и неуклюже надевает очки, – думаешь, я ни на что не способен. Думаешь, я лишний груз, который тормозит тебя.