Шрифт:
5 декабря 1928 г.
Калифорнийский университет, Лос-Анджелес
Мой дорогой Бо,
Я прошу прощения за свое последнее письмо. Я обиделась на тебя по глупости. Меня очень тронуло твое беспокойство. Оно много для меня значит. Очень бы хотелось, чтобы ты позволил мне принимать решения, пусть подчас и ошибочные.
До тебя доходят мои письма? Я слышала по радио, что ужасный шторм движется вдоль побережья к заливу, поэтому, прошу, будь осторожен.
Я расстроена, потому что мои любимые наручные часы сломались. Я поищу другие в Сан-Франциско. Здесь нет приличных ювелирных магазинов. Я купила билет на поезд и приеду домой через десять дней.
Твоя
P.S. Извини, что я рассердилась на обращение «mui-mui». Я скучаю по тому, как ты меня называешь. Тут никто не говорит по-кантонски.
Глава 1
15 декабря 1928 г.
Астрид Магнуссон пребывала в ярости. Рукавом норковой шубы она сердито протерла запотевшее стекло лимузина Уинтера, однако легче не стало. Холмистые улицы накрыла тьма, изредка прорезаемая фонарями, пока автомобиль двигался под дождем, равного по силе которому Астрид в жизни не видела.
– Поверить не могу, что такая погода стоит уже целую неделю. Сан-Франциско никогда так не заливало, – сказала она семейному шоферу через приоткрытую перегородку между передним и задним сиденьями.
– Ja, – согласился Йонте по-шведски, повернув на Эмбаркадеро. – Не стоило вам приезжать сюда в такой потоп. Уинтер будет недоволен.
Какая прелесть! Астрид приехала в Сан-Франциско в полдень и едва перекинулась словечком со старшим братом. Полгорода было перегорожено, и она знала, почему Уинтер работает в девять вечера – помогает обложить склад мешками с песком. И еще Астрид не сомневалась, что там же застрял и Бо, но прощать его не собиралась.
Они не виделись почти четыре месяца, а потом Бо перестал отвечать на ее письма. Астрид вернулась домой, а он не мог выбраться со склада на часок? Хотя бы позвонить или передать записку?
Слуги приготовили вкусный ужин, и она выпила немного шампанского в честь праздника. Даже хлебнула лишнего, хоть и не чувствовала сильного опьянения. Однако спиртное не шло ей на пользу. Пару месяцев назад она выпила пять стаканов самогона и, упав с балкона студенческого общежития, растянула лодыжку. Но в сравнении с похмельем, боль в ноге казалась ерундой. С тех пор Астрид поклялась всем святым, что больше пить не будет.
Тщетное обещание, потому что Уинтер был одним из крупнейших бутлегеров в Сан-Франциско.
Лимузин притормозил у длинного, вытянутого вдоль береговой линии, разгороженного на отсеки здания. Теплый свет лился из окон по обе стороны открытого проема с надписью «26-й пирс. Причал рыболовной компании Магнуссона». По крайней мере в дневное время здесь действительно занимались законной деятельностью, а по ночам со склада развозилось спиртное по всему городу.
Астрид схватила зонтик и открыла дверцу «пирс-эрроу» до того, как машина остановилась.
– Уезжай, домой меня привезут.
– Но…
– Спокойной ночи, Йонте, – решительно пожелала она и распахнула зонт, чтобы уберечься от ливня.
Нырнув в закрытую арку с испанской лепниной, она прошлепала по лужам и тут же уловила запах отработанного машинного масла и грузовых контейнеров. Знакомый и странно приятный аромат. Прямо за вереницей грузовиков доставки, припаркованных на ночь, мужчины обкладывали стены мешками с песком там, где по цементному полу текла вода. Здесь же Уинтер руководил процессом и общался с подчиненным.
Но Бо не было видно.
Пока брат ее не заметил и не стал орать за то, что явилась сюда ночью, Астрид закрыла зонтик и свернула направо к служебным помещениям. Приемная пустовала, но в кабинете горел свет. Она ринулась туда, ощущая головокружение от шампанского, и остановилась на пороге.
Кабинет совершенно не изменился. Стены украшали немного скособоченные пыльные рамки с фотографиями ее семьи: их первый дом в Филморе, детские изображения ее братьев, и все лодки, какими владел их отец, включая последнюю, которую он приобрел прямо перед тем, как погиб в аварии три года назад. А над фотографиями с потолка свисала Старая Берта – чучело тигровой акулы.