Теперь сомнения, если они оставались, развеялись

Вот суки!

Он сжал кулаки и принялся лихорадочно соображать.

Два часа назад состоялся их разговор с Марченко. Тот спешил сюда, но не успел и теперь мёртв. Если исходить из того, что аварию подстроили, это значит...

Да! Это значит, либо разговор прослушали, либо Марченко сам перед смертью всё рассказал. И теперь на очереди он, Колганов.

Правда, теплилась надежда на то, что знание секрета рукописи будет гарантией безопасности. Но, скорее всего, это иллюзия и самообман. Ведь существует множество способов заставить человека заговорить. Для людей, готовых пойти на крайние меры ради достижения поставленной цели, несговорчивый "клиент" - сущие пустяки.

Колганов понял, что отныне его дальнейшая судьба заключена в простой формулировке: "либо ты быстрый, либо мёртвый".

И он принял решение.

Ян Григорьевич с надеждой посмотрел на дочь.

– Маржана, время снова ставит перед нами задачи. И с каждым разом более серьёзные и ответственные.

Она прочла между строк его слов.

– Пап, когда ты говоришь "задача", следует понимать "проблема". А, судя по тону, дела идут и впрямь хуже некуда.

Ян Григорьевич отметил проницательность дочери.

– Ты совершенна права. Ситуация катится вниз со скоростью снежного кома.

– Ну, рассказывай. Впрочем, знаю наперёд: снова скажешь, что я твоя надежда и всё такое.

Он вяло улыбнулся.

– Скажу. И готов повторить много раз.
– Затем продолжил серьёзным тоном.
– Сейчас для нас абсолютной ценностью являются жизни двух человек. Не будет преувеличением сказать, что мы от них полностью зависим. С обоими ты знакома.

– Журналист, от которого я убежала, - догадалась она, - и прилипчивый полицейский?

– Именно, - подтвердил Ян Григорьевич.

– И что теперь?
– Напряжение отца постепенно передавалось ей, и чтобы стряхнуть неприятное ощущение, девушка перевела фразу в шутку.
– Нужно устроить тёплую встречу втроём?

Однако, вопреки ожиданиям, отец не взорвался бранью. Лишь грустно покачал головой.

– Увы, так не получится. Полицейского нет в живых.

Маржана нахмурилась.

– Что произошло?

– Авария на дороге. В него врезался какой-то сумасшедший на грузовике. И скрылся с места трагедии.

Маржана смерила его недоверчивым взглядом.

– Ой ли?

Ян Григорьевич вскочил и обрушил кулак на стол.

– Я не позволю говорить со мной в таком тоне! Жизнь обоих для меня очень важна. Потому что они приобщились к тайне. Сами того не ведая, оказались в центре противостояния нас и Солнечных. А ты ведёшь себя, как...как будто мы в садике в песочнице играем. Всё намного серьёзнее, чем ты можешь себе представить, Маржана!

Он сел обратно и бережно провёл ладонью по тому месту столешницы, куда ударил.

– Ладно, извини. Не хотел кричать. Просто вырвалось.

– И ты меня прости. За недоверие.
– Она не хотела ссориться с отцом, и уже не знала, где он говорит правду, а где лжёт. С одной стороны, прекрасно знала, что отец её любит. С другой, интуитивно, по-женски ощущала, что не до конца с ней раскрывается. И так было всегда, насколько она помнит себя и их отношения.

Её мать умерла, когда ей едва исполнилось три года. Утонула во время прогулки на яхте. С тех пор воспитанием Маржаны занимались сначала няни, а потом гувернантки. Девушка любила отца, но между ними всегда пролегала невидимая холодная черта. Отчуждённость, причина которой оставалась загадкой. У неё было всё...всё, кроме близости и доверия. Модные шмотки, не по возрасту подарки и драгоценности - но это воспринималось лишь как попытка отца откупиться. Как заглаживание вины за то, что его практически не было в её жизни.