В ожидании вертолета пилим с Львом Степановичем дрова. Распилили одну «кедру» и березу. Работать трудно, возникает чувство нехватки воздуха, одышка — это отмечают все участники экспедиции.

День ярко солнечный, тихий, с первозданной белизной и искристостью снега. Быстро холодает.

Во второй половине дня, с согласия хозяев и при прямом участии Агаши, предприняли генеральную уборку избы, пол в которой не мылся два года. За это время накопилось несколько ведер различного мусора и хлама, особенно под печкой. Все это выгребаем, выметаем, валим в костер и сжигаем. Женщины моют полы. После уборки воздух в избе сразу стал легче — это даже дед отметил. Умаявшись, с удовольствием пьем чай с брусничником и багульником. А Лыковы сегодня «завтракали» около 5 часов вечера — некогда было, да и «пост» начинается.

Стемнело. Вертолет сегодня так и не прилетел. Спрашиваем Агашу: «Сколько времени?» Берет подаренные ей часы и отвечает: «Шесть часов». — «Сколько минут?» — «Пятнадцать». Проверяем — все точно. Агаша довольна, а Карп Иосифович изрекает: «Теперь-то, слава богу, с часами!» С удовольствием, повертев часы в руках, Агаша со вздохом удовлетворения вешает их на гвоздик и начинает делать закваску для хлеба. Для этого она взяла мясорубку и давай на ней крутить слегка обмытую в чугунке картошку. Я вызвался помочь. Сказала, что нужно помыть руки и трижды помолиться. Сам факт, что мне разрешили участвовать в приготовлении пищи, вероятно, надо воспринимать как знак доверия к «мирскому» человеку и определенной ломки взглядов и канонов Лыковых.

Вечером Лев Степанович раза два снимал Агашу фотоаппаратом со вспышкой. Она еще побаивается, но уже нет того панического страха перед фотографированием, как раньше. Похоже, она уже критически относится к завереньям Льва Степановича, что это не фотоаппарат, а «импульсный фонарик», и начинает чувствовать обман. На всякий случай Агаша отодвигается в темный угол за печкой и прикрывает лицо платком. В шутку предлагаю Агаше: «В отместку за то, что тебя столько фотографировали, возьми и сама сфотографируй нас всех вместе». Смеется: «Нет! Этим я не занимусь», — вновь смех. Чувство юмора проявляется у Агаши и в другие моменты. Например, у нее болит спина, днем с трудом разгибалась после наклона. Над этим она с юмором подтрунивает: «Как старушка!»

Перед сном разговариваем с Агашей о возможности выхода в «мир». «Это-то нельзя. Выходить обратно из пустыни-то запрещено!». Рассказывает историю из своих книг о жене Лота, которая только оглянулась из пустыни в мир, и тут же превратилась в соляный столб, который будет стоять до «второго пришествия». Спрашиваю: «Тятя-то уже старенький, если случится несчастье, что делать будешь?» — «Не знаю!» — отвечает задумчиво. Подумала, подумала и раза три повторила: «Ерофей говорит — тятя тебя переживет». «А ты с тятей о переходе в какую-нибудь глухую деревню не говорила?» — «С ним лучше таких разговоров не заводить», — ответила она задумчиво убежденно и больше ничего объяснять не стала.

10 декабря. Утром на горе в кедровнике лает собака. Откуда? Ничего не можем понять. Лыковы на это никак не реагируют. Спрашиваем Агашу. Отвечает: «Сова». Оказывается, что сова может подражать некоторым голосам, и Лыковым это прекрасно известно.

Начинается утро обычно. Мы делаем зарядку, умываемся, Лыковы — молятся вперемешку с хлопотами по хозяйству. Эльвира Викторовна потрясенно рассказывает, что вечером, когда легли спать, Агаша долго-долго гладила ее по лицу и шее. Видно, много накопилось в этой женщине нерастраченного тепла и нежности, тоски по сердечному человеческому общению.

После завтрака все вещи собраны, рюкзаки упакованы. Ждем вертолет. Оставляю Агаше ценные для нее батарейки от фонарика, даю последние медицинские наставления, уточняю что, когда и как применять из оставленных препаратов. Уверен, что Агаша все запомнит точно и сделает правильно. Карп Иосифович сожалеет, что сейчас они «бедные» и «дать в гостинец-то нечего». Но все же получаем, как мы ни отказывались, по нескольку вареных картофелин, репку, по ломтю хлеба, а моим девочкам — небольшой узелочек с кедровыми орехами. Видно, что Агаша расстроена, не хочет с нами расставаться. Карп Иосифович тоже волнуется, возбужден, напоследок все старается рассказать нам еще какую-нибудь очередную историю из своей жизни или из святых книг. «Вот послушайте, что я вам расскажу!» — и начинается очередная история.

Вдруг слышим звук вертолета. Выскакиваем из избы. Да, приближается маленькая стрекоза — МИ-2. Но почему так высоко идет? И почему МИ-2, а не МИ-8? Стоим, задрав головы в небо. Вот вертолет прошел высоко над нами и не сделав круга, как мы предварительно договаривались, улетел в сторону р. Еринат. Круг над нами должен был быть сигналом к тому, чтобы мы быстро выходили на косу р. Абакан, куда вертолет прилетит после разгрузки у геологов на Каире. Но куда он улетел сейчас? К каким-нибудь охотникам, сбросить им продукты и забрать пушнину? Возьмет ли нас на обратном пути? Стоим в недоумении. Все же решаем спускаться на косу Абакана. Прощаемся с гостеприимными хозяевами. Слышим от Карпа Иосифовича: «Спаси вас Бог! Передавайте привет знакомым и всем людям!». Агаша молча печальными глазами смотрит на нас. Берем рюкзаки, выходим из избы. Карп Иосифович стоит у порога, накинув на плечи и голову теплую «лапатину». Агаша семенит за нами через поляну к спуску с горы. У спуска останавливаемся. «Будь здорова, Агаша, не болей!» В волнении Агаша что-то невнятное шепчет, а в глазах слезы. Без слов ясно, что она чувствует и что хочет сказать. Начинаем спуск. Агаша за нами. Вдруг она спохватывается: «Посох-то!» — и, стремительно развернувшись, почти бегом устремляется назад к избе. Через несколько мгновений возвращается с тремя посохами и вручает каждому из нас. Говорим сердечное спасибо. Агаша держит Эльвиру Викторовну за руки, что-то лопочет, а затем обнимает и прижимает к себе. Слезы катятся у нее из глаз. Чувства выплеснулись через край и все религиозные догмы отступили. Волна жалости и сочувствия к этому заблудившемуся и такому одинокому в жизни человеку охватывает нас. В волнении начинаем спуск. Агаша недвижно стоит, а губы ее что-то шепчут. Вероятно, молит Бога, чтобы он защитил нас от всех напастей в пути. Несколько раз оглядываюсь и машу Агаше рукой — не горюй, добрый человек! Жизнь еще не кончается. Уверен, что ты еще выйдешь в мир к людям и будешь счастлива. Во всяком случае, очень хочется в это верить.

Спуск очень крутой, ноги скользят. Торопимся быстрее выскочить к Абакану. Эльвира Викторовна трижды срывается и катится кубарем. Но все обходится благополучно. Вот где нам пригодились посохи Агаши! Без них было бы просто убийство. Но что это? Звук вертолета? А мы еще в глухом лесу и нас не видно. С усиленной энергией рванули вниз. Через несколько минут вылетели на берег Абакана прямо к «пироге» Лыковых. А ведь нам надо было выйти значительно ниже.

Где-то мы не заметили поворота тропы вправо, и теперь оказалось, что идти по тонкому льду Абакана со сплошными промоинами невозможно, а вдоль берега непроходимая чаща и завалы. Нужно возвращаться по тропе и найти поворот вправо. Тяжело дышим, лица все потные. А звук вертолета исчез. Где он? Быстро идем назад по тропе. Минут через 10 находим сворот и по едва различимой под снегом тропке спешим к Абакану. Крутой спуск уже кончился, но снегу стало больше. Затрудняет путь и густой кустарник. Вновь слышим звук вертолета, это придает нам силы, и вскоре мы выскакиваем к Абакану в месте впадения в него правого ручья. Вертолета нигде не слышно и не видно. Вероятно, он где-то за горами и в любой момент он может появиться. Нужно спешить на косу, до которой еще километра полтора по тропке, вьющейся по прибрежному лесу. Мои спутники, идущие в телогрейках, обливаются потом. Эльвира Викторовна сильно устала.