– Первый раз в жизни слышу о чем-то столь жестоком и несправедливом, – сказала я Нэду. – Лишиться Пейдж – я этого не переживу. А что будет, если я попаду в тюрьму и Пол потеряет и меня, и ее?

Нэд посмотрел мне прямо в глаза и сказал:

– Не стану обманывать тебя, Хелен, такое вполне возможно.

– Отвези меня домой, – сказала я Полу, пока мы с ним сидели в машине на автостоянке у контактного центра. – Я уже пережила три ужасные потери и не выдержу еще одну.

Так плохо мне тогда было.

Пейдж была жива и здорова, но я потеряла свою малышку. Ее вырвали у меня из рук через час после того, как она появилась на свет, и поместили под опеку.

– Я не могу терять мою дочь снова и снова, каждый день этой недели, и следующей, и еще бог знает как долго. Я не позволю им так поступить со мной или с ней. – До этого момента я была робкой и покладистой, но толку от этого был ноль. Пусть видят, что они на самом деле творят: лишают ребенка матери. С какой стати мне идти у них на поводу? Почему я должна доставлять каким-то чиновникам радость от того, что они-де позволяют мне «контактировать» с дочерью? Они и так раздирают на части то, что осталось от моей семьи. Пора, чтобы они поняли это.

Поездка обратно до Бенгео-стрит была самой ужасной в моей жизни. Мы с Полом за это время не сказали друг другу ни слова. Дома мы заварили горячий крепкий чай.

– Тебе нужно вернуться туда, – сказала я ему. – Что бы ни случилось со мной, сделай все для того, чтобы они оставили тебе Пейдж. Тебе придется лгать, но оно того стоит. – Пол спросил у меня, что я хочу этим сказать, и я ему объяснила: – Сделай вид, будто не веришь мне. Веди себя так, будто ты не меньше, чем социальные работники, боишься оставлять меня одну с Пейдж. Убеди их, что если они оставят ее тебе, ты гарантируешь, что она никогда не окажется наедине со мной.

Любые слова бессильны выразить то, как жутко я себя чувствовала, говоря это Полу. Он был моей главной опорой и непоколебимо стоял рядом со мной во время всех моих мучительных испытаний. Его преданность была для меня самой сильной поддержкой, и вот теперь я просила его притвориться, будто он кто-то другой: предатель-муж, а не смелый и прекрасный мужчина, каким был на самом деле. Но я знала: это единственно правильное решение. Главное – не допустить, чтобы эти садисты, социальные работники, отдали Пейдж в другую семью.

Когда я потеряла сначала Моргана, а затем и Роуэна, я думала, что ничего хуже со мной уже не может случиться; но оказалось, что потерять Пейдж – еще хуже. Ведь тогда это будет чья-то вина. Несправедливость убьет меня. Я опасалась, что то же самое случится и с Полом, как бы мелодраматически это ни звучало.

– Пожалуйста! – взмолилась я. – Возвращайся туда и проведай Пейдж. Позвони им прямо сейчас и скажи, что приедешь.

– Нет, – возразил Пол. – Я не стану никому лгать. И ты тоже. Нам от этого будет только хуже. Мы боремся добром против зла, правдой против лжи, и мы победим. Сержант Пруст говорит, что мы выиграем суд, и я ему верю.

– Нэд и Гиллиан считают, что мы можем и проиграть, – напомнила я ему, и на глаза мне навернулись слезы. – И даже если уголовный суд признает меня невиновной, семейный суд найдет, к чему придраться.

– Замолчи! – не сдержался Пол. – Не хочу даже слышать это!

Муж впервые после того, как с нами случилась беда, повысил на меня голос. Мне стыдно в этом признаваться, но я не удержалась и тоже ответила ему на повышенных тонах, дав выход накопившему гневу и отчаянию. Мы с ним кричали друг на друга минут десять, но тут раздался звонок в дверь.

Я бросилась в объятия Джайлса Пруста. Должно быть, я не на шутку напугала беднягу. Я орала на него, требуя, чтобы он помог мне убедить Пола образумиться.

– Образумиться нужно вам, Хелен, и побыстрее, – строго ответил он. – Почему вы не в контактном центре? Вам сейчас полагается быть там, но мне только что позвонили и сказали, что вы не приехали.

Я постаралась ему все доходчиво объяснить.

– Внимательно выслушайте меня, Хелен, – произнес он. – Как бы тяжело вам ни было, вы должны проводить с Пейдж как можно больше времени. Не пропускайте ни одной встречи, иначе это повернут против вас. Я понимаю, чего вы боитесь. Но вы же не хотите накликать на себя худшее, дав им в руки все козыри? Как, по-вашему, это выглядит, если вы отказываетесь проводить с ребенком даже те несколько часов, которые вам разрешены?

– Пожалуйста, прислушайся к нему, Хелен, – тихо произнес Пол. – Мы не знаем, чего нам ждать, но если ты будешь вести себя так, как он говорит, мы хотя бы будем знать, что сделали все что могли: не опустились до лжи и не отказались от борьбы. Как бы ни сложились обстоятельства, лет через десять-двадцать мы сможем с гордостью оглянуться в прошлое.

Разве могла я устоять перед доводами двух мужчин, выступивших против меня единым фронтом? Они были так мудры, верны и сильны, а я такая недостойная, трусиха и паникерша…