Громкий голос нарушил течение мысли, оборвал ритм, он исчез.

— А я и не говорю, что не люблю, — это Индра с таким опозданием ответил Бриху. — Но ей надо выбраться из этого мелкобуржуазного болота! Сейчас не такое время, понимаешь? А она трусливая, слепая, врет со страху… И проныра! В партию вступила! Нет, я не мог бы с ней жить. Не подходим мы друг дружке, ну и хорошо, что все кончилось. Я пошел спать — бывайте!

Индра пересек улицу и побежал к остановке трамвая; руки он держал в карманах и от этого чуть сутулился. Со злостью наподдал ногой камешек, попавшийся на тротуаре, и скрылся за углом.

Брих с Алеком молча продолжали путь под дождем. Внезапно Брих спросил:

— Послушай, ты веришь всему этому? Ну, тому, что сегодня защищал у дяди?

Алек удивленно обернулся — вопрос прервал его размышления.

— Верю!

За этим простым ответом последовало молчание. Попались навстречу несколько прохожих, закутанных в плащи, капли дождя стекали с полей их шляп. Алек неожиданно заговорил:

— Недавно побывал я на одном заводе. Такой выпал случай… И, знаешь, мне все казалось, я как-то идиотски выделяюсь и поговорить-то с рабочими как следует не умею. Будто кукла… Но было интересно. Там люди не страдают дурацкими завихрениями, как ты. Или как я!

— Что ты этим хочешь доказать? — Брих посмотрел в лицо Алеку. — И вообще — разве у тебя тоже бывают завихрения? Умный ты парень, но если я что-то… недопонимаю в тебе — так это твое ослепление партией. Я, разумеется, ни в какой партии не состою.

— Я тоже, — шепотом признался Алек; свет фонаря блеснул на выпуклых стеклах его очков. Почувствовав на себе недоуменный взгляд спутника, тряхнул головой, пояснил: — Ну да, беспартийный я! Много размышлял о себе. Думал, все понял, а понял-то я черта лысого! — так сурово оценил он свое состояние. — Думал, достаточно быть коммунистом в душе, партийный билет не надобен, и незачем вступать в члены. Проще говоря, недооценил я вопрос прочной организации. Быть может, считал себя неприспособленным к коллективизму. Принципиальная, школярская ошибка! Я попросту не дорос. Потом произошли февральские события, а я стоял в сторонке. Неважно я себя чувствовал! Типично интеллигентский недуг — влияние среды подчас сильнее собственного ума и сердца!

— Ну, это ты играючи поправишь, — снисходительно улыбнулся Брих.

— В том-то и дело, что нет! Я в партию не вступил, — и свалял дурака. Мне ведь предлагали вступить, я всегда голосовал с коммунистами, многие удивлялись: как, разве Алек Казда беспартийный? Вот именно! А теперь чувствую: надо как-то заслужить, чтоб приняли. Я ведь не дядюшка Мизина. Что ты на это скажешь?

— Скажу только, что вряд ли ты сможешь писать хорошие стихи. Разве что рифмовать лозунги да передовицы! Тенденциозные агитки о наступающем благоденствии!

— Ничего — мне не к спеху, — без всякой обиды отозвался Алек. — Но скажу тебе: ни одно хорошее стихотворение не родилось из воздуха. Для этого нужна почва под ногами. Вот что я хочу обрести.

Он невольно прибавил шагу — стало холоднее, да, видно, ему и разговаривать расхотелось. Сегодняшняя сцена у Мизины потрясла его.

— Я все думаю о дяде, — немного погодя заговорил Брих. — Что ты мне, в сущности, предлагаешь? Чтоб я примирился, как он?

— Нет! Ни с чем не примиряйся. Ты должен понять. И уж тогда решиться.

— Боюсь, мы опять поругаемся, как обычно, и ты снова примешься доказывать, что все происходящее — это нормально. Не думай, я и сам голову над этим ломаю, я — то не ослеплен. Только ни к чему мои раздумья не приводят!

— Правильно! — с непримиримой резкостью подхватил Алек. — Ты не ослеплен — ты слеп на оба глаза. Ничего не понимаешь, в голове ералаш, а потому ты в высшей степени несвободен. Я с тобой согласен: ты исповедуешь фикцию!

— Ну, ну, продолжай, — холодно вымолвил Брих. — Неплохо придумал!

— Я думал об этом после нашего недавнего спора, — уже спокойно сказал Алек. — Ничего особенного. У тебя есть добрая воля, ты стремишься быть прогрессивным и, видимо, соглашаешься со всем — но Февраль сбил тебя с толку. И ты не знаешь, куда дальше, и стараешься не быть ни там, ни тут. Быть над всем. Этакий поклонник объективного разума… Ярлык надпартийности… Но ведь истина-то — не беспартийна! И никогда такою не была! В тебе сидит инфекция, выпестованная обдуманно, преднамеренно, буржуазный объективизм имеет у нас традиции, это элегантный недуг части нашей интеллигенции. Недуг, в сущности, реакционный, хоть ты и стараешься быть честным. Нейтральным. Но ты не можешь им быть! Это глупость!

— Поразительный анализ. Так все просто! А что, ты и гороскопы составляешь?

— Да они и не нужны.

Они дошли до остановки перед Музеем, стали ждать трамвая — каждый свой. Алек поднял воротник, углядев, что снизу по Вацлавской площади ползет девятнадцатый. Подал свою тонкую руку молчаливому Бриху — и пожал с неожиданной силой.

— Из такого хаоса, как у тебя в голове, извлекают немалую пользу те, кто по ту сторону. Сегодня нельзя стоять ни там, ни тут, болтаться между тем и другим. В одиночку. Время наступило решающее, а ты уже теперь — на том берегу, они тебя и увлекут за собой! Опомнись, пока не поздно, не то тебя сметут со всем твоим хламом! Как все, что мешает. И это будет справедливо, я это одобряю, хотя тебя — тебя мне было бы жалко потерять. Ну, будь здоров, мой подходит.