Варфоломея звала дочку. Зарина заметалась. Попыталась рвануть ко мне. Зря. Лошадь под ней зашаталась, пронзенная сразу с нескольких сторон. В момент падения мимо пронеслась Варфоломея, подхватив дочку могучей кистью за шиворот как щенка и унеся с собой под прикрытием мужей. Оставшееся воинство, защищая щитами и спинами цариссу, умчалось вслед. Пыль столбом и удаляющийся конский топот — больше ничего не напоминало о недавнем присутствии немалого воинства. Остались только павшие кони, мы с Томой, трое стонущих раненых и два трупа. В одном я узнал Митрофана Варфоломеина. Можно сказать, ему повезло: погиб, защищая семью. Не кончил жизнь позорным «понижайкой», бесполезной престижной «мебелью» в доме какой-нибудь зазнавшейся мастерицы или даже крепостной.

Почти не слышимые шаги прозвучали совсем рядом. Это был не Малик. И не Хлыст или Ива. Жаль, знакомым лицам я бы обрадовался больше. Почему не пришли они? Ранены? Вспомнились слухи о разгроме Кудеяра. Видимо, царберы все-таки довели миссию до конца. Тогда все, кого я знал, не ранены, а намного хуже. Иначе кто-то обязательно пришел бы первым. Не стоит пока делиться с Томой этими соображениями.

Передо мной оказался знакомый по осаде школы низкорослый крепыш. Вблизи он гнома не напоминал. Рост выше моего, плечи — как если я прижму с боков Тому и Зарину. И то не факт. За плечами уже не нужный гнук, за поясом почти пустой колчан, в руках меч — на всякий случай. Он махнул рукой в сторону Томы, и сразу несколько человек бросились на помощь. Другие в это время деловито перерезали горла раненых. Меня передернуло. Но — на войне как на войне. В бою убивают. И если взял в руки оружие…

Все равно быть спасенным ценой чужих жизней было противно. Неоправданная жестокость. Хотя, принимая во внимание рыщущих в поисках пищи волков, то, наоборот, милосердие. Но можно было донести раненых до дороги, благо недалеко. Там бы их кто-то подобрал.

Увы, мое мнение никого не интересовало. Местная жизнь шла по своим законам.

Совместными усилиями рыкцари приподняли коня. Подхватив за подмышки, я выволок Тому на свободу. У нас во избежание неприятностей отобрали все режущие предметы, забрали шлемы и расступились.

Удовлетворенный вождь пошевелил губами. Густобородый разбойник, стоявший с ним рядом, перевел:

— Напрас Молчаливый приветствует молодых царевен и интересуется их именами.

— Говорить через третьих лиц невежливо, — бросил я.

Напрас на мои слова никак не прореагировал, а густобородый зашипел:

— Привыкайте, что язык Напраса не во рту, а рядом. И может самостоятельно угостить хорошей затрещиной.

Напрас поморщился. «Язык» тут же извинился:

— Прошу простить. — Он продолжил переводить. — Никакого вреда вам здесь не причинят. Вы — гости и временные спутники нашего отряда.

— Где Малик? — раздались первые слова Томы.

Лежа на боку, она держалась за ноги и безмолвно выла от боли. Но этот вопрос задала, не утерпела.

Рыкцари переглянулись и… дружно промолчали.

— Сначала позвольте узнать, с кем разговариваем, — от имени вождя осведомился «язык». — Если вы не те, за кого вас приняли, ваше положение быстро и незавидно изменится.

Каштановая торчащая борода «языка» не мешала его лицу выдавать те эмоции, которых совсем не выказывал Напрас.

— Мы — Чапа и Тома, — громко сообщил я.

— Ангелы и царевны Варфоломеины? — уточнил «язык».

Выражение моего лица подтвердило информацию. Сам я не в восторге от неправомерного титула и новой фамилии, но обстоятельства выше моих хотелок.

Напрас удовлетворенно «заговорил»:

— Добро пожаловать в семью доблестных лесных рыкцарей, свободных людей, оружием завоевавших свою свободу. Мы примем вас как родных. Не будете иметь стеснения ни в чем, кроме маленького временного ограничения в свободе передвижения. Его бы тоже отменили, но только после разговора с одним человеком. Сейчас просим следовать с нами, опасность преследования возрастает с каждой секундой.

От сердца отлегло. Этим «одним человеком» мог быть только Малик. Или его доверенное лицо. Даже не сумев прийти сам, наш друг все же нашел возможность разыскать нас и освободить чужими руками.

Рано радоваться, мы еще не свободны. Мы все еще у людей, едва не угробивших своим «освобождением».

Душа все равно воспарила. Приключения подходят к концу. Если Малик у рыкцарей в таком авторитете, ему не составит труда так же отбить и вернуть Шурика. Выходит, скоро — домой?

Глаза заволокло. Пришлось несколько раз моргнуть.

— Не могу идти! — вдруг с рыданием выкрикнула Тома.

— Что? — склонился я.

Ее подбородок махнул в сторону ног:

— Не могу пошевелить. Очень больно.

— Костоправ! — крикнул «язык».

Один из рыкцарей обернулся. Большой и мощный, как стратегический бомбардировщик среди истребителей, громила приблизился к Томе. Навис, словно медведь над поверженной ланью. Нет, лучше — как над Машей из одноименного мультика. Только вместо платочка — бронзовый шлем-шишак, а вот глаза — точь-в точь. Не глаза, а глазищи: жалобные, невероятные, с океаном страдания и омутом мольбы, в котором спрятались прилагающиеся в комплекте чертики. Но спрятались хорошо. О них знал только я.