Шрифт:
— Про экспертов ты зря. Им тоже несладко.
— Как и всем. О’кей, я смываюсь. К отцу народов. В смысле, маньяку Андрееву. Авось чего выгорит.
И Паша моментально уехал к Андрееву, по пути репетируя сценарии развития диалога.
Против ожиданий Костик и на сей раз встретил гостя ласково, хотя и в малость затрапезном виде: грязном синем комбинезоне и разноцветных перчатках. Тщательно оглядев молчащего Непринцева, Андреев вежливым жестом предложил пройти в прихожую и закрыл худосочную дверь.
— Что, Любочку отыскали?
— Откуда знаешь?
— А иначе зачем вы здесь? Просто так сюда не ходят. Или обвинять, или умолять помочь. Третьего не дано. Я редко ошибаюсь, вот и сейчас угадал.
— Угадал… Откуда про Любу узнал, Глоба?
— Интуиция. Садитесь, поговорим. Что с вами делать, уж больно резать противно. У вас интуиция отсутствует, думать тяжело, однако служите ради Отечества. А я беспомощен, грязен и ничтожен, однако интуиция присутствует. Тренируйтесь. Соображай вы чуть лучше, поймали бы убийцу уже после первого преступления.
— Ты знаешь, кто он?
— Догадываюсь. Большего от меня не добьетесь, гражданин Гадюкин. Всего только догадываюсь. А вы уверены. Сомневаюсь, что люди разделят вашу точку зрения.
— Слушай, одолжи перчатки. У тебя не квартира, а холодильник.
— Всего лишь десять градусов, порядок. А перчатки не мои. Матвей забыл.
— Ты Любу убил?
— Какая глупость.
— Тогда откуда ты все знал? Откуда?
— Слушайте внимательнее. Не скажу.
— И тебе не жалко погибших?
— Нисколько.
— А живых?
— Живых жалко. Но, когда они умрут, жалость исчезнет.
— Глупость! Бред!
— Каждый рассуждает в силу данных ему Богом умственных способностей. А я умнее вас. Поскольку мы на разных полюсах, разговор теряет смысл.
— Умнее ли?
— Естественно, так же, как и всех прочих. Устройство мира несовершенно. Есть умные и остальные. Никто этого не понимает, потому что это выше их уровня восприятия Вселенной. Они могут приблизиться, но обогнать меня — никогда. Одна мамзель призналась: «Я восхищаюсь твоим умом», но в ее устах сие прозвучало подобно насмешке. Я не обижаюсь. Придет время, они поймут. И скоро.
— Как доказывать будешь?
— Молча. Само докажется. Автоматически.
— О’кей, вернемся к Любаше. Поделись своими догадками.
— Не буду. Поймите, я хоть и гениален, однако добр. Я пытаюсь приблизить людей к своему уровню. Чтобы можно было взять этот барьер.
— И какими средствами?
— Подумайте. Делайте это чаще. Заставьте себя.
— И поэтому ты молчишь?
— Да.
— Ладно, понимаю, признание здесь выбить вряд ли удастся. Да столь высокоинтеллектуальное существо и не пойдет на преступление, так? Тогда хоть подскажи. Где искать, кого подозревать, чего еще? Я все равно отсюда не уйду.
— Уйдете. В свой срок. Органические вещества подвержены разложению. Порассуждаем о жизни земной.
Давеча ездил на Невский. Поездка явилась неисчерпаемым источником познания. Возле Гостиного стоят явно больные люди с красными флагами, собирают подписи. Рядом стоят загадочные евреи, продают газету «Русский националист». Чуть дальше — газету «Завтра». Спускаешься в подземный переход — тусовки наркоманов, нищие всех мастей на каждом шагу, оборванные, слепые, черт знает какие, тут же лоточники, патрульные менты незаплативших сажают в «козелок». А на Караванной (знаете?) специализированный музыкальный магазин, там вообще и снаружи, и внутри стены фанатами исписаны. Впору маркер на веревочке вешать, пущай детишки балуются. А обратно возвращаюсь… Думал, только в кино бывают подростковые разборки двор на двор. Заходим с приятелем в один, а там компания амбалов, штук восемь. Подозвали. Бежать поздно. Подошли. Андрей плечи расправил, он солидно выглядит: «Чего надо?» — «С какого двора?» — «С соседнего». — «Женьку Белоусова знаешь?» — «Не-а». — «Во дворе Женьку не знаешь?..» — «Я дальше, вон парадная». — «A-а. Ну ладно». — «Расходимся по-хорошему?» — «А можно по-плохому?» Второй влез: «Да ладно, свои пацаны, соседи». — «А что пьете?» — «„Ред Бул“. Нравится?» Андрей взвизгнул: «Дерьмо». Я так и застыл. Финиш. А амбал: «А мне нравится». Ели ноги унесли.
Девчонки хвастаются, кто сколько раз был в пятьдесят первом отделении милиции. И за что. А Женя юбчонку подоткнула и говорит: «С ними так интересно беседовать».
— Вот что, Костик, ты меня запутал. Я пришел просить помощи, ты не хочешь. Дать подсказку не хочешь. Поговорить о своих товарищах не хочешь.
— Спрашивайте, отвечу.
— Умные у вас в классе есть?
— Матвей.
— В чем это выражается?
— Человек или умный, или нет. Мне его стихи и притчи симпатичны.
— Поведай. На какую тему?
— На одну. Учитель геометрии. Вот притча. Однажды учителя геометрии спросили: «Есть ли у тебя совесть?» И он ответил: «Да. Но она равна нулю».
— Здорово.
— Согласен.
— А стихи?
— Эпиграмма. На него же.
— Давай.
— Во времена «вождя народов» Расстрелян был бы ты, ни дать ни взять. Таких вот нравственных уродов На месте надо убивать.— Ладно. Чем тебе еще Матвей глянулся?