— Пока, мам.

— Сколько ему лет?

— Скоро шесть.

— А сколько вы знакомы с Черновым?

— Простите, с кем?

— С Дмитрием.

— A-а… Вот вы о чем. С ним я год знакома, если вас это так интересует. И фамилии его не спрашивала. Для того чтобы спать с кем-то, не нужно знать фамилию.

Утром меня растолкала соседка Тамара. Растолкала в метафорическом смысле, поскольку спим мы в разных комнатах. Тамара просто вдребезги разбила дверь и крикнула:

— Никита Валентинович, какая-то девушка звонит. По работе, должно быть.

Трубку я взял.

— Привет, Никитушка.

— Хеллоу, май бэби, как у вас говорится.

— Здорово, ты бодр и весел.

— Еще бы, в семь утра в выходной в трусах и босиком стоять на советском линолеуме. Или паркете.

— Ну извини, май лав. Моя подруга Шилли, случалось, говаривала: «Кто рано встает…»

— Тому Бог дает. А твоя подруга не говаривала, откуда она сперла сию мудрость?

— Собственно, я по поручению того кретина, мужа, короче. Маковкин, жлобина, ждет тебя сегодня через три часа в скверике возле Казанского собора.

— Он что, сдурел?! Мороз и солнце, день чудесный! Пускай в морге ждет, там еще холоднее! Козел!

— Ого! Обязательно, следующая встреча в морге, а эта — в скверике у Казанского собора. Гуд бай, и надеюсь, когда ты опять окажешься в одних трусах, я буду поблизости.

— Стой, стой. Откуда у тебя мой номер телефона?

— Ну, даешь. Элементарно, Ватсон, спасибо, в частности, купюрам со многими ноликами.

Маковкин практически не изменился. Лишь малость поседел. Габариты и мужественное выражение лица он сохранил.

Юрий Никитич степенно расхаживал вокруг гранитного валуна, скрытого снегом. На валуне выбит год — 18… Дальше не разобрать, снег. Маковкин упакован в сапоги, черные брюки и длиннющее коричневое пальто. Плюс черные усы, настоящие.

— Здорово, Чернышев.

— День добрый.

Старый урод. Но чувств выказывать нельзя.

— Решил подзаработать? Много Кротков обещал?

Ему приходится сильно повысить голос, порывы ветра нешуточные. Звук улетает в сторону.

— Смотря на чем.

— Бедняга. Я про Диму. Стараешься накропать что-нибудь по этому делу?

— Вроде.

— И как?

— А?

Вновь ветер. С-сука, ну и местечко.

— Успехи как? — Он поднимает воротник и складывает ладони рупором.

— Помаленьку.

— Чернышев, ты считаешь себя хорошим опером? Честно, без запинки. Хорошим или плохим?

— Средним.

— Это не ответ!

— Ни пса не слышно! Рискнешь в парадную со мной заскочить?

— Валяй!

Щас. Искать открытую парадную — гаже некуда. Это ж центр города, сплошные офисы. На хера меня сюда притащили? Когда мы вползаем в подворотню и переводим дух, я об этом и веду речь.

— Рассчитал плохо.

Ну не козел?

— Так что, Чернышев, ты хороший опер?

— Допустим.

— Теперь запомни. Как бы ты ни был хорош, до меня тебе далече. Я всегда лучший. И если уж я ничего не смог, то другие тем паче.

— А ты пытался?

— Пытался?! Я прошерстил всех его корешей до единого. Я изучил деловые контакты, причины конфликта с азерами. Я даже обшарил места, где он чаще всего бывал, и побазарил с хозяином «Найт-клаба». Пусто.

— «Найт-клаб»?

— Ты не в курсе?

— Вообще-то, — скромно заметил я, — информацию я собирался получить от тебя.

— Погоди гнать. «Найт-клаб» — бесподобное изобретение Грини-Баксика. То есть изобретение не его, но Баксик таперича — хозяин «Найт-клаба» на Гагарина. Функционирует сие заведение уже три года. А Дима зачастил туда. За последний месяц присутствовал чуть не еженощно. Иногда с Юлечкой.

— Танцевал?

— Танцевал и вкушал. В умеренных количествах. Причем клуб паршивый. Ну, марку держит, но солидный сброд там редко светится.

— А Гриня?

— Молчит. Мол, клиенты разные, клиентов много, я в стороне, всех помнить не обязан.

— Стволом в рыло пробовал?

Маковкин повеселел. Но сразу скис.

— Баксик — большой человек. Его теперь трогать руками запрещено. «Крыша» у него солидная.

— Валютчик — большой человек? — не поверил я.

— Отток специалистов за рубеж и отсутствие конкуренции порождают новую волну уголовных авторитетов в сфере ночного обслуживания. Короче — времена меняются, и мы меняемся вместе с ними.