— Ты брось так ставить вопрос: нужен или не нужен? оправдает или не оправдает? — сказал громче Сосин и опять, вздрогнув, осторожно отворил дверь и повыглядывал во все стороны, водя вытянутой ногой в кабинете. — Если так ставить вопрос, — сказал он, притворив дверь, — то можно докатиться и до таких вопросов: нужна или не нужна Отрадная?.. — И опять выглянул, поводив ногой. — Ты брось так ставить вопрос!

Занятый своим, я, однако, зачерпывал и впитывал разговор моих земляков и собратьев по перу. Краснодар дали почти в ту же секунду. Я сказал, что через пару дней привезу материал, чтобы имели в виду, подробности на месте… Карнаухов был в Спокойной. За него остался главный инженер Гайдай. Гайдай сначала не только не хотел встретиться, а и брать трубку, но, услышав: «Это тот самый!», тотчас подскочил, валяя стулья, что прекрасно было слышно в трубке. «На этот вопрос так не ответишь. Абсолютно точно. Это надо смотреть на месте. Я сейчас подскочу. Где… Сейчас подскочу». Я встал и дружески хлопнул Дельцева по плечу:

— Слепой сказал: побачимо!

— Так курс же! Я насчет курса!

«Какие они все одинаковые: насчет!.. какая будет прибыль? оправдает или не оправдает?..» — Я брезгливо глядел мимо него, сказал:

— Ты высматриваешь сегодняшний курс, а нужно вглядываться в тысячелетия! Надо вглядываться в тысячелетия!

23

Гайдай подскочил уже на своих «Жигулях», когда мы вышли из редакции. Мы поздоровались за руку и поехали вместе на нашем «Москвиче». Причем Гайдай, измерив меня глазами в первые же секунды, когда мы еще только знакомились, презрительно-скептически усмехнулся (он был вдвое длиннее меня) и сразу решил «взять реванш» за телефонный свой испуг; занял место впереди. Это был сухопарый, антеннообразный человек, ни на чем ни на секунду не останавливающий неуловимых своих глаз. Помня наказ Преграденской, я сразу спросил о вентиляторах: как это вы, мол, работаете?

— Такой проект, — тотчас весело и как-то играючи отвечал Гайдай, на мгновение оглянувшись, и щелкнул длинными своими, неуловимыми пальцами по папке, которая начальственно лежала у него на коленях. — Абсолютно точно. Я уже разобрался.

— Такого не может быть.

— Абсолютно точно! — в мгновение отвечал Гайдай, на долю секунды обернувшись и показав папку. — Как нам заказали, так мы и сделали. Абсолютно точно.

— Петр Петрович, — тонким, плачущим, умоляющим голосом произнес Архипов, который стал похож на дрожащего и оскользающегося на ослабевших лапках птенца, как только увидел Гайдая. — Петр Петрович, как ты так говоришь: такой проект?! Мы же вам дали другой проект до того, как вы начали строить! — И, морщась, как в плаче, объяснил мне: — У нас действительно произошла такая петрушка. Представили сначала один проект, потом другой. Еще в институтах не разобрались, какие строить. Но мы второй проект представили. Петр Петрович, мы же второй проект представили до того, как начали делать!

— Абсолютно точно! — на мгновение обернувшись, летуче отвечал Гайдай. — Вы представили. Но мы уже сбалансировали смету по первому.

— Но мы не разрешали вам строить по первому.

— Абсолютно точно. Не разрешали. Но кто бы нам закрыл смету? — неуловимо отвечал Гайдай, на мгновение обернувшись. И уже самодовольно курил.

— Первый проект, наверное, дороже?

Гайдай, после моего вопроса, закружил в машине, неуловимо-хозяйственно оглядывая горизонт. Алексей Алексеевич закивал:

— В этом вся петрушка.

— Абсолютно точно, — тотчас самодовольно и радуясь своему самодовольству, отвечал Гайдай и, потягивая папироску, кружил летающим своим взглядом по горизонту, — в этом вся петрушка.

Алексей Алексеевич кивал, как ковыль на ветру:

— Такая петрушка. Дело новое. Перестройка. Каждый сует свое. Мы спохватились, когда разглядели, перезаказали другой проект. Михаил Потапович ездил в институт. Представили за несколько месяцев до того, как они начали делать, а они все равно сделали по первому.

Гайдай, самодовольно развалясь, кивнул и сбил пепел в ветровое окошко, распыляя дым на нас:

— Абсолютно точно. Вы будете десять раз заказывать и перезаказывать, а мы под вас подстраивайся! — И сдул пепел с летающей своей папироски так, что его понесло в нас, и обернулся: — У нас было все сбалансировано. Абсолютно точно.

Алексей Алексеевич кивал, чуть не плача:

— Так вы хотя бы сейчас поставили эти несчастные вентиляторы. Глаза лопаются перед людьми. Такая петрушка.

— Поставим! Абсолютно точно! — говорил Гайдай, неуловимо кружа по горизонту неуловимыми глазами и пуская дым прямо в нас. — Перечислите деньги, и мы поставим.

— Уже перечислили! Петр Петрович, уже перечислили!

— Точно? — Гайдай обернулся и секунды две недоверчиво и цепко, как коршун перед атакой намеченной жертвы, смотрел на прижухшего и точно бы уменьшившегося директора.

— Врать я буду, что ли?

Гайдай пустил в него дым и опять спросил, недоверчиво и требовательно нацелившись глазами:

— И за переделку перечислили?

— И за переделку перечислили, раз такая петрушка.

— Я знаю, вы за вентиляторы перечислили. А за переделку? — добивался Гайдай и выжидающе-требовательно смотрел на Алексея Алексеевича. Смотрел секунды три. И я успел разглядеть летающие его глаза — они были в самом деле неуловимого цвета: так, не то как подслащенная вода, не то как пиво, не то как золото. Алексей Алексеевич отвечал, как отвечал бы птенчик коршуну, если бы тот что спросил перед тем, как глотнуть:

— И за вентиляторы перечислили. И за то, что поставите. И за переделку. Раз такая петрушка.

— Тогда поставим. Абсолютно точно. Раз перечислили, поставим. — И, вертясь, кружа нагло-хозяйственным летучим своим взглядом, сбивал пепел в ветровое окошко, но он непременно летел в нас.

— Так сколько об этом говорить? — чуть не плакал директор и вытирал глаз, в который угодила табачина. — Перед людьми уже стыдно. Такая петрушка.

— А что перед людьми? Не вы же строили, и пошли их подальше! На людей обращает внимание! Люди пусть работают! Абсолютно точно!