После этого кошка долго где-то пропадала. Думали, не выжила. И вдруг появилась во дворе. Худая, как щепка, неторопливая и настороженная. Юра попробовал затеять с ней прежние игры, но она смотрела на него так, будто не понимала, чего от нее хотят.

Зато, окрепнув, Мушка стала вылавливать мышей и крыс, с которыми явно не справлялись хозяйские ловушки. Добычу она не ела, а складывала у дверей: принимайте, мол, мою работу! Не стало грызунов - принялась за змей. Вонзит зубы у основания головы и - все, отползалась змея. Раз, когда лесник, сняв обувь, отдыхал в тени яблони, гадюка забралась в сапог. И не миновать бы Сухову ядовитого укуса, если бы Мушка вовремя не выволокла ее из голенища.

Сухов видел это и все-таки не стал добрее к Мушке. Когда она через несколько минут после случившегося осмелилась пройти мимо него, то получила пинок. Впрочем, он не любил не только ее - всех кошек на свете.

А началось вот с чего. Как-то, еще парнем, он поймал капканом дикого кота и захотел принести его ради хвастовства в село живым. Накинул ему на шею петлю и понес. Кот вскоре начал задыхаться. Сухов сел, положил его рядом с собой и замечтался. Воспользовавшись этим, кот неожиданно бросился на него и с такой свирепостью начал рвать щеки, что Сухову едва удалось спастись. С той поры он и носил на лице глубокие борозды и возненавидел весь кошачий род.

После переезда Суховых лесной кордон стал пристанищем охотников и любителей путешествий. Кто ночевал в нем, рассказывали, как слышали осторожные кошачьи шаги по комнате, мяуканье и тягучие крики на потолке или за домом. В комнате на полу порой валялись перья, шерсть, рыбные объедки, а то и целые форели. Видно, Мушке хватало пищи и друзей - лес всем богат.

Особенно удивлял рассказ одного охотника. Он видел, как Муха ловила рыбу. Для промысла она выбрала удобное местечко недалеко от дома лесника - мелкую заводенку под скалой, образованную оттоком от большой речки. Кошка, говорил он, смело прыгала в воду, распугивая своим шлепком форелей, и вскоре какая-то из них, спрятавшаяся в камнях, становилась ее добычей. С рыбкой в зубах кошка выплывала на берег, долго сушила под солнцем шерсть и только потом неторопливо съедала улов. Такой способ рыболовства она, наверное, подсмотрела у выдры. Но как она, от природы сторонящаяся воды, сумела одолеть в себе это и так свободно чувствовать себя в заводи? Этого никто не мог сказать точно: не видели ее первых шагов в воду.

А Сухову не приходилось останавливаться в своем бывшем жилье. Он проходил у того местечка, да ночевать не случалось.

Но как-то под вечер, когда он возвращался из очередного обхода, надвинулась осенняя непогода. Небо налилось свинцом, и тучи словно придавили горы. Все помрачнело, началась гроза. Ближе и надежнее, чем этот домик, укрытия не было. Там можно переждать ненастье, а если оно затянется, и заночевать.

Едва лесник переступил порог, как на домик обрушился дождевой вал. В комнате потемнело и зашумело, как на водяной мельнице. Вскоре за окном с нагорной стороны все залило, а за глухой стеной на низкой ноте завыла река.

Обычное время ливней - конец лета, а в октябре Сухов такого не ожидал. Он вскипятил чай, поужинал. О возвращении домой нечего и думать. Ливень то слабел, то усиливался. Прилег на полу и, усталый, согретый ужином, крепко уснул.

Во сне чудились крики, похожие на детские, но он не мог пробудиться. Только когда кто-то царапнул его руку, он открыл глаза. Пошарил вокруг - никого. Встал, прислушался. Дождь уже не шумел, но за стенами что-то угрожающе хлюпало, а домик скрипел, как будто перемещался.

Бросился к двери, толкнул - не открылась. Приналег плечом - не подалась. Необъяснимая ловушка! Потом, подбежав к окну, он увидел в свете молнии большой грязевой поток. Обожгла догадка - плывун! Не оставалось сомнений: мощный сель шел вниз на каркасный домик, сняв его с каменных подставок. Но куда? К пропасти, в речной поток! Сколько еще до края? Десять или, может быть, два шага? Страх, которого он еще никогда не ощущал с такой силой, сковал тело, остановил мысли.

В эти секунды у его ног вдруг мяукнула кошка. Сухов вздрогнул и пришел в себя. Чиркнул спичкой.

–  Мушка? Ты?
– Он схватил ее, холодную и влажную, на руки, вышиб плечом боковую раму и выпрыгнул в клокочущую слякоть.

Перед ним сказочными чудищами копошились бревна, камни, коряги, напирая друг на друга и глухо скрежеща. Он побежал, огибая при свете коротких молний наиболее опасные места. Ноги грузли выше голенищ, их точно всасывала в себя крупнозерная жижа.

Но-вот напор грязи ослаб. Самое страшное осталось позади. Уже на твердой земле он услышал сильный треск и грохот. Обернулся. Подождал очередного сполоха. И уже не увидел ни домика, ни сараев - сплошь бугрилась серебристая жижа. Задержись он в комнате минут на пять, не стоять бы ему здесь, в безопасности.

Пошел к скалистому гребешку по вьючной тропе. Там он знал нишу, похожую на беззубую пасть. Если снова польет, в ней можно спокойно отсидеться.

В сапогах хлюпала студеная жижа, болела ушибленная о камень нога, сердце отчаянно колотилось. Страх постепенно отдалялся. Он подумал: «Быть бы мне под обломками дома, если бы не кошка. Ах ты милая моя Муха! До чего же разумными, оказывается, бывают животные». И он впервые понял, как несправедлив был к ней. Да и не только к ней.

Устроился под скалой. Заговорил с кошкой, поглаживая ее потеплевшую спину: