Шрифт:
Работая передними лапами, он вырыл под камнем просторную лежку и успокоился в пей. Сухо, прохладно, безопасно. И рядом - отличная столовая.
Так и зажил Веселый в уюте и довольстве.
Но это не понравилось хозяевам огородов. Веселого подстерегали с ружьями, а собаки гонялись за ним по пятам. И он то замирал в траве или у куста, то хитро запутывал след, то прыгал от умной собаки в недоступную ей расселину или останавливался перед какой-нибудь дворнягой, пугая ее своим уродством. Так что охота на него не имела успеха, а от фасоли оставались голые стебли.
Беда пришла с другой стороны. Горные речки коварны: то ручейки воробью по колено, а то вспухнут, взрокочут, не подступиться. Не учел Веселый, что его жилье не над скалой, а на низком островке.
Как-то в предрассвет, когда высокогорья отзывались грозой и по ущелью тянула сырость, он, как всегда, сытый и довольный, пришел с огородов и улегся отдыхать. Только задремал, как под ним дрогнула земля, вокруг загудело, застонало. Навострил уши и снова положил их на спину: вроде ничего страшного, привычный шум воды.
Потом вода заплескалась у самого камня. Он выскочил из лежки. Кругом бурлящий разлив! Броситься вплавь, к скорой смерти, или выскочить на камень, немного отдалить гибель? Выбрал последнее.
Вода сердито хлестала о камень, а Веселый то подскакивал к краю, всматривался в буруны, то пятился назад. Нет, не доплыть, не спастись! Гибель была неминуемой. И он сел на задние лапы, а взгляд его выражал покорность судьбе.
В эту минуту из-за холма, где было кукурузное поле, до его слуха донесся лай. Приближаясь, он четко выделился из шума воды. Заяц вскочил и опять прилег: что ему теперь собаки!
И вот там, где делилась речка, с крутого откоса, четко очерченного, скатился здоровый секач. Веселому случалось видеть таких в лесу, и, хотя они не преследовали его, он побаивался их. Но сейчас ничего пе было опасней воды, и он спокойно смотрел, как кабан решительно вбегал в речку, как поплыл, резал и резал быстрину мощной грудью. Собаки сбежались на берег и, возбужденные, лаяли и скулили.
Как ни силен был пловец, Веселый видел: течение сносило его вниз, подгоняло к камню, который уже начала поглощать вода. Тут нашего героя осенило. Он привстал и, выждав удобный момент, оттолкнулся… Прыжок получился точным, как умелый выстрел.
Веселый опустился у темневшего над водой загривка. От толчка секач на секунду погрузился в воду до ушей, но заяц устоял па спине этого первого в жизни друга. Обхлестываемый волнами, он поводил ушами и будто усмехался счастливо.
КАБАНЬЯ ЛЕЧЕБНИЦА
В кудрявой папахе каштана пичужка трепыхнулась, потукала клювиком о сук и тревожно проверещала:
– Ты кто?.. Ты кто?..
На этот ее бессмысленный интерес я ответил ребячьей шуткой:
– Дед Пихто - вот кто!
Птичка пугливо порхает в листве и замолкает, а я продолжаю свои невеселые зигзаги по косогору Вверх и вверх к чистой голубизне неба. От трудности подъема исхожу потом. Едкий запах азалии, цветущей па склонах, кружит голову
А охотник Шилкин, мой неутомимый спутник, уже на горе. Снял помятую кепчонку и, наклонив седую голову, присматривается к чему-то. Этот лесной чародей, наверно, опять нашел что-то занятное. В горах ему все доступно как у себя во дворе. И я по-хорошему завидую ему и сожалею, что не родился, как он, в этом дремучем краю.
– Гляди-ка, инвалид прошел,- указал он мне еще издали на кабаний след.
– Недавно протопал. Не иначе - лечиться.
Вот оно, занятное! Начинается.
След нечетким пунктиром уходил по глинистому скосу вниз, в ольшаник. Зверь подволакивал заднюю ногу, перечеркивая этот пунктир. Кабан, видно, шел на трех ногах. Но что значит «лечиться»?
– Как лечиться?- спрашиваю. Куда?
– В лечебницу. Куда же ходят еще? Пойдем-ка, тут недалеко.
Заманчиво - звериная больница. Как не посмотреть?
Идем вниз, в темную лощину Тихо-тихо в лесу, как будто все сговорились друг с другом: «Помолчим!» Старые деревья сомкнули кроны, стоят бобылями, без молодняка, а которые отжили свой век, лежат вразтюхлест, как солдаты на поле битвы. Следы, следы кругом: и кабаньи, и медвежьи, и козьи, даже округлые волчьи вмятины встречаются.
В низину продираемся сквозь заросли бузины, ожинника и цепкого держи-дерева. Вот Шилкин неловко, по-верблюжьи, подгибает ноги мне показывает на землю: пригнись!