— Где у вас поесть можно?

— Идем к моим родителям.

— Домой?

— Нет, на работу. Там рядом столовая есть. Я по браслету поем, а для тебя нужны продуктовые карточки, у родителей возьму.

— У родителей возьму, у родителей возьму, у родителей возьму..., — в ушах нестерпимой болью разрывался голос Лены, на её голос наслаивались приглушённые голоса друзей, а Сергунька никак не мог понять, где он находится и что с ним происходит.

— Ребя, Штырю плохо, родителей надо звать!

— Какие родители? Первую помощь надо оказывать, беги за водой в овраг, быстро майку намочи, на него выжмем, — это близкий дружок, Генка.

— Мама, да не знаю я его, на аллее повстречала, он добрый. Сказал, что я летаю, — всхлипывала Лена.

— Штырь, очнись, куда мы без тебя? — это ноет самый мелкий из их компании, Сашок.

— Не скули, обломи ветку, обмахивай, чтоб ветерок был. Где вода? Помогите поднять. Еще за водой, быстро, — Гена не терял самообладания.

— Мальчик из прошлого, попал к нам неизвестно как. Видимо, есть способности к телепортации, — женский голос, наверно, Лениной мамы.

— К левитации, к левитации, он летает, я сама видела, — плачет Лена.

— Мы не можем его отправить обратно, надо знать точное место, время и имя, — мужской голос, спасатели вернулись.

— Мы не можем его оживить, Генка, мы не можем, — голоса друзей всё тише и тише.

— Сколько раз вы пользовались телепорталом, Лена?

— Два. Я ему Царицынский парк показала и планетарий, на метро уже накатались... ой, у него же нет браслета... как он перемещался?

— Глупая! Своими силами, видел карту, адрес, который ты набирала. Он растратил все свои силы для перехода обратно. Срочно кислородную маску, искусственное дыхание, мы его теряем, — женский голос приблизился к самому уху и зашептал,

— Мальчик, очнись, скажи свое имя, какой у вас сейчас год.

— Ребя, держите его крепко, голову набок, язык вытащить, а то подавится. Буду делать искусственное дыхание. Штырь очнись, Штырь, не умирай, — это пацаны с Генкой.

— Сережа, взлети, как тогда с сосны, Серёжа, скажи, откуда ты, — плачет Лена, ей вторят мужской и женский голоса,

— Мальчик, скажи имя, год, мальчик, скажи имя, год...

На грудь навалился тяжелый трактор или танк, нестерпимая боль разрывала сердце, глотку, Штырь попытался уползти от этой громады, вдохнуть глоток..., открыл глаза, чтобы понять, куда отползать. Пацаны, Лена с мамой и спасателем, все склонились над ним.

— Штырь, 1985 год, — сказал и провалился в темноту, где дышалось намного легче.

Странная блажь деда Сергея, всю жизнь проработавшего трактористом, не поддавалась объяснению. Он каждое лето ездил в Москву, обходил все парки, аллеи парков, ходил на Красную площадь, а дома рисовал картины сказочной панорамы — город с воздушными мостами, легкими планерами в воздухе, навесными дорогами, красивыми парками. Ни на одной картине не было заводских труб, а на одной даже не было Мавзолея Ленина. Близкие считали это легким сумасшествием после глубокого необъяснимого обморока, который он пережил в детстве, а дед Сергей их не разочаровывал. Он слышал, что сказал спасатель, после того, как он назвал год,

— Всего год осталось до развала великой страны.

И уже на краю возвращающегося сознания, до него донёсся взволнованный голос Лены,

— Но ведь страна возродилась, Сережа, слышишь, у нас 2147 год!

Белый холст впервые не поддавался. Вот уже час восьмидесятилетний Сергей Иванович сидел перед ним и не мог вызвать ничего из памяти, чтобы рука с кистью начала уверенно воспроизводить увиденное в давнем сне.

— Дедушка, дедушка, — к нему со всех ног бежала внучка Светланка.

— У нас в художке сказали, что объявляется конкурс картин «Москва 2147»! Что мне нарисовать?

— Нарисуй аллею из корабельных сосен, а в конце аллеи бежит девочка, не касаясь тропинки ногами, словно летит. Возьми мой холст.

Транспорт космического лифта приближался к Земле, проходя последние сотни километров своего долгого двухдневного пути с геостационарной орбиты. Лифт постепенно сбрасывал скорость с почти тысячи километров в час так, что дополнительное ускорение, учитывая все еще слегка пониженную, по сравнению с поверхностью Земли, силу тяжести, было незаметно.

Над восточной Африкой, где точно на экваторе, недалеко от берегов озера Виктория, находилась наземная станция лифта, уже светило солнце, и пассажиры лифта, проснувшись, собирались на завтрак в маленьком, но уютном ресторане. Внутренний радиационный пояс Земли был пройден еще ночью, защитные шторки, закрывающие окна, были подняты, и из находящегося на восточной стороне транспорта ресторана открывался великолепный вид на Индийский океан. Среди пассажиров были двое, слегка загорелый молодой человек, одетый в белоснежную рубашку и светлые брюки, и стройная девушка с русыми волосами до плеч, тоже одетая в светлое, сидевшие за одним столиком.