— Почему ты выбрал именно меня, господин мой? — спросила она, склонив голову ему на грудь и слушая биение его сердца.

— Считай это милостью к нам твоей Артемиды Эфесской, — молвил Тиберий, который всегда умел находить подходящие ответы.

Эварну вполне устроило всё им сказанное. Она верила в Артемиду. Её приучили почитать богиню. К Тиберию же девушка прониклась пылкой любовью.

Утром он вызвал к себе Вебуллена и представил Эварну. Их встреча произошла в зале, где накануне кесарь угощал свою любовницу сладостями. Сонный, усталый после ночи, проведённой на пиру, Вебуллен рассеянно разглядывал Эварну, которую запомнил ещё во время её выступления, и теперь слушал приказ поместить её во дворце.

— Пусть Эварна займёт комнаты в части здания, занимаемой моей матерью, — молвил Тиберий. — Я не хочу, чтобы она жила со слугами. Позаботься, чтобы у неё было всё необходимое. Отныне она в числе моих приближённых.

— Да, государь, — недоумённо пробормотал Вебуллен и повёл за собой Эварну в галерею.

Пока они шли через коридоры и поднимались по лестнице, Вебуллен не вступал с ней в беседы. Его удивляло то, что кесарь решил вдруг приблизить к себе эту, безусловно, очень красивую, но простую девушку. Однако решение Августа не обсуждалось.

— Я так счастлива, Вебуллен! Никогда в жизни я не была так счастлива, — призналась ему девушка, когда он ввёл её в большую просторную комнату.

Вебуллен тяжело вздохнул. Ему стало жаль Эварну.

— Могу понять, что привлекло в тебе нашего кесаря, но вряд ли он сумеет ответить взаимностью на твою пылкую любовь. Для него ты утешение. И больше ничего, — сказал он.

— Если ему нужно утешение, я готова быть для него утешением. Я и не рассчитываю на его взаимность. Просто я вижу, что ему хорошо со мной. А любовь... Разве может кесарь полюбить простолюдинку? — печально произнесла Эварна.

— Возможно, что ты уже дорога ему, но его чувства к тебе не так сильны, как твои к нему, — молвил Вебуллен. — Это не потому, что ты простолюдинка, а по другой причине. Просто человек, чьё сердце было разбито и раны не зажили по сей день, не может в полной мере вновь отдаться новому чувству.

— У него очень тонкая натура, — заметила Эварна.

— Это так, — вздохнул Вебуллен. — Лишь обладающий тонкой натурой способен страдать от любви всю жизнь. Увы, иногда боги заставляют их платить собственной кровью за власть. А власть, Эварна, это ужасное бремя. Золото кесарей — плата за их страдания. Я не желаю никому познать то, что они испытывают, ведь всё, происходящее в нашей Империи, ложится грузом ответственности на их плечи. С тобой Тиберий забудет о своих невзгодах. Постарайся быть ему верной и ласковой подругой, и тогда, возможно, он оставит тебя при себе на многие годы, — и невесело усмехнувшись, Вебуллен покинул зал.

Уже через несколько минут к Эварне пришли рабы и слуги, чтобы приготовить ей баню, благовония и наряды. Для неё начиналась новая жизнь — жизнь фаворитки Августа.

Под громкие звуки фанфар в распахнутые ворота Рима въезжала кавалькада вернувшихся из Паннонии солдат. Затем следовала конница преторианцев, возглавляемая Друзом.

Девушки бросали в воздух лепестки цветов, падавших прямо под копыта лошадей. Город бурлил от волнения. Улицы заполонило множество любопытных, желающих понаблюдать за прибытием войска.

На крыльце дворца Тиберия прибывших встречали родственники и сенаторы. Ливия стояла возле сына. На Тиберии была пурпурная туника и золотой венец кесарей. Чуть в отдалении находились Клавдий, Страбон и невеста Друза — Ливилла, которая, забыв об этикете, громко хлопала в ладоши, что очень раздражало Тиберия.

Описав полукруг вдоль площади перед дворцом, возница остановил колесницу Друза. Молодой человек был в новом панцире, украшенном золотыми бляхами и в короткой белой тунике, синий плащ изящно струился вдоль спины. У ступеней его приветствовали преторианцы, служившие во дворце. Улыбаясь, он ответил им и шагнул на крыльцо.

Первой к Друзу кинулась Ливилла, и он, подхватив её на руки, крепко поцеловал в губы. Потом Друз поравнялся с отцом и склонился в поклоне.

— Ave Caesar, — сказал он.

— Слава Риму, — молвил Тиберий. — Поверь, я счастлив, что мятеж в Паннонии подавлен, и ты проявил свои качества лидера.

— Не совсем так, — возразил Друз и подозвал Сеяна, который держался теперь в стороне. — Луций Сеян отличился при подавлении мятежа. Без него я бы не справился с восставшими.

— Неужели? — холодно усмехнулся Тиберий, внимательно изучая подошедшего Сеяна. — Ты ведь родной сын Страбона, верно?

— Да, Август, — ответил Сеян.

— Он убедил меня расправиться с мятежниками хитростью, — пояснил Друз. — Я позволил ему действовать в лагере согласно его плану. Тогда он арестовал и казнил главарей, а остальные мятежники, испугавшись нашей беспощадности, присягнули на верность, — рассказал Друз.

Стоя перед кесарем, Сеян покорно склонил голову. Он понимал, что сейчас решается его дальнейшая судьба.

Страбон тоже это осознавал и не вмешивался в беседу, но то, что сын проявил свои таланты во время похода в Паннонию, обрадовало его.