Запалив факелы, он велел свои людям трубить в фанфары сигнал, объявляющий о его прибытии. Перейдя через вал, который закрывал собой въезд в лагерь, он, окружённый несколькими командирами, появился перед вышедшими ему навстречу солдатами.

Лагерь озарили сотни трепещущих факелов. Германика, сидевшего верхом на коне, обступили хмурые суровые воины без страха и гнева. Это были люди, служившие в лучших легионах кесаря, они презирали и ненавидели Тиберия ещё в те годы, когда тот был лишь пасынком Октавиана без права на власть.

— Это Германик... К нам приехал сам Германик! — послышались голоса.

Некоторые из солдат просили дозволения поцеловать ему руку и, целуя, показывали ему обезображенные в сражениях руки или ноги.

Спешившись, он окинул всех собравшихся взглядом и заговорил:

— Сыны Отечества, друзья, братья по оружию! Мы все сражались во славу Рима и тех, кто нами правил! Октавиан Август дал вам возможность отличиться в боях, он щедро оплачивал вашу службу и ценил каждого из вас! Не мне рассказывать о том, что он заботился о вас, как отец о собственных отпрысках. Но нынче боги дали нам другого господина. Тиберий — человек в расцвете лет, он умён, образован и так же, как в прошлом его предшественник, рассчитывает на вашу верность. Именно вместе с вами, легионы Германии, он одержал здесь много своих побед. Но почему же вы подняли против него мятеж? Почему вы отказываетесь повиноваться тому, кто спал с вами на одной траве и ел из одной с вами посуды?!

— Тиберий легко забыл о своём походном прошлом и теперь предпочитает дни проводить в Сенате, а ночи — на пирах, предаваясь порокам! — выкрикнул какой-то солдат.

— Мы служим по тридцать лет, а получаем жалкую плату! — завопили ветераны.

Остальные поддержали их дружными воплями.

— Впрочем, — заговорил кто-то среди стоявших вблизи Германика легионеров, — если бы ты стал кесарем, мы бы согласились тебе служить. Ты не Тиберий. Ты понимаешь нужды простых солдат.

— Слава Германику! — послышался нестройный хор голосов.

— Не бывать этому! — воскликнул Германии пылко. — Никто не заставит меня забыть о верности Риму и о службе у законного правителя! Я истинный сын своей страны! Я люблю Отечество! И предпочту скорее убить себя на ваших глазах, чем нарушу долг пред моим государем! — с этими словами он обнажил меч, висевший у него в ножнах, и приставил его остриём к своему горлу. Его голубые глаза вспыхнули такой страстью, что ни у кого не возникло сомнений в том, что Германии способен осуществить свои намерения.

К нему тут же бросилось несколько командиров, схватив его за руки. Народ истошно завыл. На многих произвёл впечатление поступок Германика.

— Пусть возьмёт мой меч, он острее! — со смехом перекрыл остальных рослый солдат в шлеме.

Эти слова вызвали в толпе взрывы возмущения. Солдаты по-прежнему любили Германика и хотели служить ему.

Издав вопль ярости, Германии сел на землю и вцепился ногтями себе в лицо.

— Глупцы! Люди, переполненные яростью! Вы убили шестьдесят центурионов в лагере! Вы опозорили честь римских солдат! Но я бы всё это простил вам ради верности кесарю, ибо сам подаю вам пример такой верности! — вскричал он.

— Слава Германику! — послышались возгласы.

— Нет! Слава Риму! Слава кесарю! Слава нашему великому государству! — возразил Германик, поднявшись с земли и глядя на солдат сверкающим взором. — Каждый из вас должен гордиться тем, что служит в самой сильной и могущественной армии мира! Ибо лишь благодаря таким, как вы, правители одерживают свои победы! Не благодаря Сенату или наместникам, а благодаря вам! Без вашего оружия мы, знатные граждане, бессильны. Прошу вас, признайте государем Тиберия, и многие будут помилованы. В противном случае я уничтожу вас силами пришедших со мной легионов.

Вновь по рядам воинов прокатился гул возмущения. Мятежники начали теснить Германика и прибывших с ним командиров.

— Вы вершите в лагере преступления и проливаете кровь своих братьев — римлян, но ради чего? Ради того, чтобы ваши требования исполнились? Не бывать этому! Не стану я вашим кесарем! У вас есть Тиберий Август, и ему вы будете служить! — воскликнул Германик и, вновь вскочив на коня, натянул уздцы. — Не покоритесь по доброй воле, я заставлю вас быть верными, подвергнув наказаниям!

И он в окружении спутников поскакал в сторону вала, защищавшего лагеря. Оставив позади взволнованную толпу, он возвращался к пришедшим с ним из Рима легионам. Он сомневался в том, что нынешнее его выступление заставит мятежников сразу же сложить оружие и смириться с властью нового кесаря, но был твёрдо уверен, что его приезд заставит многих задуматься о собственном будущем и о возможных расправах.

Цецина скрывался в нескольких милях к югу. На его поддержку Германик не мог рассчитывать до тех пор, пока не будет приведено к присяге большинство легионов. Не доверял Германик и Силию, который не прислал ему подкрепления, хотя его лагерь находился неподалёку.