— У меня есть ещё Михайла Павлов! — воскликнул обидевшийся неизвестно на что Долгорукий.

— А у меня есть брат Афанасий, — последовал ответ.

— Говори, говори, сын мой, — поспешно сказал Иоасаф, чтобы потушить начавшуюся перепалку, и Афанасию пришлось поведать о своём посещении покойного и состоявшемся с ним разговоре; упустил только то, что касалось утаивания драгоценностей, об этом решил говорить отдельно.

— Ты не нашёл в нём ничего странного?

— Нет, он был полон раскаяния и не подавал вида, что умрёт нынешней ночью.

Всегда неприметный в совете Гурий вдруг громко спросил:

— Наш юный брат считает себя столь сведущим в лекарском деле?

— Нет, но он ещё вчера выполнял твои поручения, вряд ли ты по своему милосердию способен давать их умирающему.

Гурий злобно блеснул глазёнками, по палате пронеслось некоторое оживление — у вьюноша, кажется, есть ответ на любой случай. Иоасаф тоже был доволен, он приязненно посмотрел на своего выученика и предложил:

— Не поможешь ли нам выяснить истину?

Афанасий попросил позвать Михайлу Павлова.

— Ловко! Сами съели, а на волка поклёп, — буркнул Гурий, на громкий возглас он уже не решался.

Павлов в это время готовился сопровождать портомоев в очередной поход и был задержан стражей, получившей приказ никого не выпускать за ворота. Оттуда его и доставили в трапезную. До сей поры совет старцев — самый уважаемый в лавре орган. Михайла, хоть и понабрался наглости, но как монастырский служка почтения к нему не утратил, потому сначала выглядел немного оробевшим. Скоро, однако, пришёл в себя и на вопросы отвечал всё более уверенно.

Последний раз видел Ржевитина вчера, тогда же имел с ним разговор. Тут же повестил князя, дело важное, чего тянуть? О воеводе слышал худое и раньше, от Девочкина, но попервости сомневался...

— А когда воевода огрел тебя по голове, сразу поверил, — заметил мимоходом Афанасий.

«Ах ты, змеёныш, — подумал Михайла, — насмешки вздумал строить? Ну, погоди у меня». Теперь в его ответах слышалась злость.

С Ржевитиным встречался нечасто. Игрушки? Нет, он из дитячего возраста выступил, не брал. Чего это он вдруг мне доверился? Михайла закатил глаза и вызывающе сказал:

— Поди сам спроси, он сейчас многое тебе расскажет.

— А кто тебе сказал, что он умер? Покажи-ка свой нож.

Михайла осёкся и растерянно огляделся.

— Давай, давай, — приказал неожиданно заинтересовавшийся Долгорукий. Он внимательно осмотрел узкое, заострённое с обоих концов лезвие и заключил: — Хорошая сталь, входит, должно, как в масло.

Голохвастов подтвердил:

— Убивает без шума и без крови, от него такая маленькая дырка, что плоть сама закупоривается.

— Точно, я нынче на Малафее её едва приметил, — как бы между прочим заявил Афанасий, — и на Марфе, что вчера из проруби вытащили.

— Врёшь, собака! — вскричал Михайла, казалось, ещё немного — и он бросится на юношу.

— Врёшь ты, — спокойно ответил тот, — говоришь, что Ржевитинских игрушек не видел, а сам при себе имеешь.

Михайла дёрнулся и испуганно схватился за карман.

— Давай сюда! — грозно приказал Долгорукий.

Павлов, однако, застыл в недвижности, страх прямо-таки парализовал его. Князь сделал знак слугам и вскоре с недоумением разглядывал свистульку. Попробовал дунуть, но, кроме змеиного шипа ничего не произвёл. Афанасий заметил:

— Этот свисток с хитростью, её понять нужно. Скажи, князь, есть ли у тебя подозрение, что в крепости сидит Сапегин лазутчик?

— Давно об этом говорено, за тем и собрались.

— А если есть, то должен ляхам постоянные известия передавать, верно? Удобнее всего делать это тому, кто часто выходит из крепости. Стал я приглядываться, и вот он показался мне самым подозрительным: по должности служка, а замашки господские. Сначала не мог понять, как это делается? Бедная Марфа подсказала: он у всех на виду ссильничать её хотел, а девка, защищаясь, уцепила свистульку из его кармана и ударила по голове. Оружие, конечно, слабое, от удара рассыпалось, только часть у покойницы в руке осталась. Насильник не стерпел противления, пырнул её ножом и в прорубь сбросил, воспользовавшись общей суматохой. Потом её тело, когда затвор открыли, к трубам прибило...

Гурий, снова не сдержавшись, выкрикнул:

— Нетто есть время сказки малосмысленные слушать?

Архимандрит, на что старец терпеливый, и тот осердился на выкрик:

— Молчи, брат, и внимай, а ежели смысла не ловишь, вразумляйся. Продолжай, сын мой.

— Я всё думал, зачем злодею эти свистульки носить, сам ведь сказал, что не ребёнок. И если, думаю, государь нам выручку послал, то вор по своей воровской думе непременно должен ляхов о том повестить. Так оно и вышло.