Афанасий обвёл палату счастливым взглядом, однако понимания не встретил.

— Продолжай, сын мой, — осторожно сказал Иоасаф.

— Я всё сказал. Писульки у него в свистульке! — Афанасий по-детски хохотнул невольной складнице. — Он её при выходе из крепости в договорное место кладёт, а кто-то из воров потом забирает. Князь, ты разбей глинянку, чего там.

Долгорукий хлопнул игрушкой о стол, среди черепков действительно белел свёрнутый трубкой бумажный лоскут, развернул его и прочитал:

«В лавру из Москвы идёт войско с обозом. Прибудет днями».

Приблизился к Михайле и спросил:

— Тобою писано?

Тот съёжился под княжеским взглядом, куда только наглость девалась? Долгорукий поднял было руку, да задержал. — Эх, мараться не хочется. — Потом подошёл к Голохвастову и поклонился:

— Прости обиду, Алексей Иваныч, мой подзор не от сердца был, но от неведения и навета.

Голохвастов застеснялся.

— И ты прости, Григорий Борисыч, моё бранное слово... — а у самого голос дрогнул.

Архимандрит и вовсе слезами залился.

— Счастье-то какое, помирились наши воеводы! Знал Господь, когда их свести, ведь ныне, 27 февраля, — Прощёное воскресенье. Отец Небесный учит прощать согрешения другим, тогда простятся и наши. Не станем же, братья, более судить друг друга, лучше подумаем о том, как бы не подать брату случая к преткновению или соблазну. Будем искать то, что служит миру, а не вражде. Винюсь перед вами, ежели чем обидел.

Иоасаф обошёл каждого, поклонился и сказал: «Прости, брат, отпусти вину мою». В ответ услышал то же. Мир и благодать установились в палате, лишь Афанасий чувствовал беспокойство от неполного разрешения дела. Не хотелось нарушать общий праздничный настрой, но скоро ли представится другой случай? Всё же решился, и когда Иоасаф подошёл к нему, проговорил:

— Дозволь, отче, довершить начатое?

— Доверши, сын мой, — отвечал тот, — ты ныне хорошо потрудился.

Афанасий выступил вперёд и сказал:

— При проверке монастырской казны мною и братом Симоном обнаружились неучтённые ценности. Они йогом исчезли и заменились подделками. Ржевитин показал, что замену произвёл он по приказу отца Гурия...

— Это поклёп! — крикнул Шишкин. — Можно ли верить тому, кто пользовался именем мертвеца для получения лишней яди?

— Помолчи, брат, он за свой грех уже наказан.

— Раскаяние его было искренним, — продолжил Афанасий, — какой смысл лукавить на смертном одре? К тому же всё можно проверить: драгоценности спрятаны в тайнике, о котором отец Гурий хорошо знает. Он тут, за иконой Николы Чудотворца.

Гурий опустил голову.

— Ну же, ну же, брат, покажи свой тай, или молодой всё напридумал?

Шишкин тяжело поднялся и деревянным шагом направился к иконе. Афанасий видел его всякого: угодливого, лукавого, вальяжного, гневного, но никогда не теряющего власти над собой, а тут вдруг явился растерянный, жалкий человечек, делающий чуть ли не последние шаги по земле. Все, вытянув головы, следили за ним. В палате наступила напряжённая тишина. Гурий нажал на какой-то неприметный выступ и после железного щелчка потянул за край иконы — она отворилась, как дверца. Гурий заглянул в тёмный проем и отшатнулся так, будто получил удар палкой, лицо его перекосилось.

— Что? Что там такое?! — старцы были готовы сорваться с места, один всё-таки не удержался и подошёл ближе.

— Там ничего нет, — чуть слышно прошептал Гурий.

— Как нет, а это? — воскликнул подошедший и извлёк на свет нечто круглое.

— А-а-ах! — пронеслось по палате — то была вылепленная из глины голова Гурия.

Афанасий первым догадался о том, что произошло. Бедный брат Малафей, он же обещал вернуть ценности обители и явить всем подлость Гурия. После их разговора Ржевитин, верно, пришёл в трапезную и совершил новую замену. Но если это так, ценности снова вернулись на своё место в казначейский корпус. Спешно вызванный Симон с удивлением подтвердил это. «Бедный брат! Сколь неуместной оказалась его последняя добродетель», — с горечью думал Афанасий, поглядывая на постепенно приходящего в себя Гурия, который, не утруждая себя объяснениями, твердил одно:

— Я же говорил, что там не было ценностей, я же говорил...

— Ценностей действительно не было, — подтвердил Голохвастов и смахнул на пол глиняную голову. Отомстил всё-таки Гурию за тогдашнюю шутку насчёт того, к какому золоту приставлен Афанасий.

На том дело и кончилось, не было настроя, чтобы дойти до сущности, обязались ведь простить друг другу прегрешения. Только Афанасий не мог найти в себе силы для этого и кипел от негодования: ушёл-таки, подлец, извернулся, в который раз обвёл вокруг пальца. А Гурий снисходительно посматривал в его сторону и усмехался: чего взять, молодой ещё.

Старцы вышли на площадь, с ними и воеводы. Иоасаф снова говорил о мире и согласии, Долгорукий с Голохвастовым показывали это воочию, обнимались и вздымали крепко сжатые руки. К тому же призывали своих сторонников, и на площади началось настоящее братание. Ему очень поспособствовали появившиеся бочки с вином и пивом. Прощай, Масленица, которую в этот раз никто так и не видал, здравствуй, Великий пост, который, к несчастью длился в монастыре уже три месяца.

Но в тот день не только гуляли. На следующую ночь ожидалось прибытие обоза, к этому времени приурочили большую вылазку, к ней и стали готовиться. К лавре вело пять больших дорог. Две северные — на Углич и Переславль — исключались из-за длинного обхода. Три другие проходили через расположение вражеских войск. Выбрали ту, которая шла к Александровской слободе. В непосредственной близости от лавры к ней подступали два оврага: Служень и Сазонов. Замысел состоял в том, чтобы троицкому войску двинуться по дороге на Александровскую слободу, занять овраги, затем, оттесняя ляхов дальше на юг и северо-восток, расширить проход и обеспечить таким образом безопасную проводку обоза. Ему навстречу были посланы специальные люди для разведки и прокладки пути. В былое время непременно сделали бы отвлекающую вылазку в другом направлении, что так любил Голохвастов, теперь же из-за малого количества людей и припасов приходилось протягивать ножки по одёжке. Собрали и раздали войскам псе, что наскребли, делая большой риск: если обоз не придёт, для дальнейшей защиты останутся только камни.