Турецкий отложил головоломку и твердо посмотрел в глаза адвокату. Тот взгляд выдержал, только вопросительно поднял брови.

— Закончим лирическое вступление.

— Хорошо. Обвинение серьезное, вы и сами это наверняка понимаете. Да еще этот Найденов — следователь въедливый и педантичный. Вчера вечером я с ним беседовал. Он будет проверять все уголовные дела, по которым вы работали перед тем, как стали частным детективом. А это же десятки томов, сотни фигурантов!

Турецкий криво усмехнулся:

— Советуете запастись терпением?

— Советую сыграть на опережение. Вам нужно вспомнить каждый эпизод, который может заинтересовать следствие. — Адвокат стал загибать пальцы. — Были ли в вашей практике за последний год случаи, когда свидетели или обвиняемые на суде меняли показания, мотивируя это оказанным на них вами давлением? Применяли ли вы во время допросов силу и зафиксировано ли это где-либо документально? Вам приходилось провоцировать ситуации, потенциально опасные для здоровья и жизни свидетелей или подозреваемых, с целью получения интересующих вас показаний, и опять-таки — зафиксировано ли это где-нибудь документально?

Турецкий молчал, но проявлял нетерпение. Он — многоопытный профессионал. К чему это разжевывание?

— В нашем случае лучшая стратегия защиты — это нападение. По всем эпизодам, которые вы вспомните, можно и нужно принять определенные меры: обработать потенциальных свидетелей обвинения и свести к минимуму, а лучше вообще к нулю успехи следствия. Работа кропотливая, но действенная.

— И каким образом вы предлагаете обрабатывать свидетелей?

— С кем-то я могу поговорить сам. Но эффективней привлечь помощь людей более опытных в этом вопросе. У вас же есть друзья, коллеги, которым вы доверяете? Можно попросить их об этом.

— Нет, — после недолгого размышления сказал Турецкий.

— Ни одного человека, которому вы могли бы довериться? — удивленно спросил адвокат.

— Нет. Я вообще против таких методов.

Если Турецкий и превышал полномочия, то только в интересах дела, и теперь он не торопился откровенничать с адвокатом, которого видел первый раз в жизни. По крайней мере, пока.

Адвокат недоверчиво покачал головой:

— Хорошо. Давайте начнем с азов. Расскажите, пожалуйста, во всех деталях обстоятельства вашего задержания. Может, удастся за что-нибудь зацепиться. Да, прежде чем перейдем к делам… Сегодня у вас будет свидание с женой.

— Спасибо, — сказал Турецкий не без удивления. Действительно, дебют этому адвокату явно удался.

…Через час Сергеич вел Турецкого назад в камеру. И они снова задержались у решетки. Сергеич спросил, ковыряясь в замке:

— Ну, что адвокат? Толковый?

— Да.

— Значит, обрадовал?

Вместо ответа Турецкий сунул Сергеичу в руку свернутые в трубочку банкноты.

— Сводки мне нужны милицейские, суточные. Каждый день, пока я тут.

— Да откуда ж я их возьму?

— Не пудри мозги, Сергеич, сам знаешь откуда. У тебя двоюродный брат в Центральном округе не последний человек.

— Все-то ты помнишь…

— А то.

Сергеич отпер замок, пропустил Турецкого в коридор, закрыл замок. По дороге к камере все обдумал и отрицательно помотал головой:

— Даже не проси. Представляешь, что будет, если такую бумагу у тебя во время шмона найдут?!

— Не найдут, Сергеич! — убежденно сказал Турецкий.

Но Сергеич уже откровенно испугался и даже сунул руку в карман, чтобы вернуть деньги. Да только, коснувшись банкнот, которые уже прижились в кармане, пригрелись, передумал.

— А давай я тебе на словах буду пересказывать?

— Сергеич! При тебе буду читать и тут же сжигать. Ни одна живая душа не узнает.

Турецкий не верил, что Сергеич способен качественно запомнить и пересказать целую городскую сводку. Или кто знает, вдруг вообще струсит и выдумает что-то, чего не было.

Сергеич все еще колебался:

— Ох, не знаю, Александр Борисыч…

Но деньги все-таки не вернул. Вот и хорошо.

Турецкий лежал на нарах и сосредоточенно думал.

В двери открылась «кормушка», и рука надзирателя поставила кружку с оранжевой жидкостью.

— Морковный сок.

Турецкий удивленно поднял брови — вот так рацион. У кого это, интересно? Ах, ну конечно.

Кулек подошел к «кормушке», забрал сок и отнес его Кардану.

Турецкий снова и снова пытался анализировать свои последние дела в Генпрокуратуре… Да, перегибал палку — бывал не прав, прежде всего с моральной точки зрения. Но все равно, ведь не за это же его посадили! А за что? Или, может быть, скорее, почему? Для чего? Из-за кого?