Шрифт:
…Зло и добро перемешались, как карты, когда их тасуют опытной рукой. Они все более неразличимы. Только моя музыка пока еще разделяет их, как масло и воду… Просто заели эти метафоры! А все из-за книг, поглощаемых в последнее время в бессчетных количествах, согласно рекомендательному списку Радимова. Их следовало читать совсем в ином возрасте, каждую в своем. Иные книги — как юные девушки, доставшиеся дряхлому старцу, — одни переживания и сомнения, не говоря уже о бессилии что-то постигнуть или воспринять…
Наверно, следует пойти в прокуратуру и поднять там скандал, но в таком случае придется рассказать, где и в каком качестве я его встретил. Он не сделал мне ничего дурного. Если порыться в памяти, то можно вспомнить шрам на его боку от ножа, предназначенного мне. И в нашем гараже никто не был на него в обиде. Были ли у него враги? Человек, у которого нет врагов, всегда вызывал у меня сомнения. Быть может, поэтому у меня их так много… Но Пичугин — это другой случай. К тому же он просил меня приехать снова, чтобы что-то обсудить.
Так что мне показалось подозрительным в его поведении? Или я не могу не подозревать, если мне не чинят зла? Пожалуй. Испорченный человек приехал в это царство берендеев, где даже доброжелательность, не говоря об искренности, представляется подозрительной. И почему он спросил о сыне?
Утром я проснулся на удивление свежим и бодрым. И сразу помчался в филармонию. В дороге внимательно осмотрел в зеркало свою физиономию. Конечно, он видел мои синяки, как бы их не заштукатуривали. Но его взгляд давно не скользит по поверхности, проникая в суть.
13
В филармонии, конечно же, все знали о случившемся и потому подозрительно смолкали в своих кучках и группках при моем появлении. И как-то по-особому поглядывали… А чему тут удивляться? Начальство благополучно вышло из крутого пике затяжного запоя. И потому — за работу, товарищи! Все здесь? Или кто-то отсутствует?
А отсутствовала как раз Сероглазка. Немедленно найти, привести, принести на руках или носилках! Какая без нее работа? Мне ведь почему ноты не нужны? Я все читаю в ее глазах — и тревогу за меня, и радость, когда все получается, и нежность, которая соединяет во мне уверенность с наитием.
— Она сегодня подает заявку в ЗАГС с женихом! — сказали мне. — Вчера отпросилась и просила вам передать. И еще сказала, что будет увольняться.
— А кто? — спросил я, чувствуя, как опускается сердце куда-то под диафрагму. — Кто этот счастливчик? — произнес как можно небрежнее, что меня и выдало.
Впрочем, я уже понял, о ком речь. И потому бросился из филармонии, не дожидаясь ответа. Я вдруг понял, что теряю. Что следовало беречь пуще глаза. Я гнал машину, сворачивая, переключая скорости и вовсе не задумываясь, куда меня несет. Куда-нибудь да приеду.
Затормозил возле общежития, даже пришлось дать задний ход. Вбежал в подъезд этой милицейской казармы, где меня недавно долбили чем попадя за то же самое, зачем снова приехал. Отмахнувшись от дежурного, вбежал на нужный этаж, ногой распахнул незапертую дверь.
Сероглазка была возмутительно хороша в своем палевом костюме, в котором я ее никогда не видел, с букетом чайных роз. Нечипорук сидел с ней рядом, держа за руку и оглушительно краснея от свалившегося счастья.
А вот ему!
Она вспыхнула, вскочила… Он встал, заслоняя ее собой. Ах, какая пара! Жить бы да жить!
— Павел Сергеевич! Вы сбежали из больницы? — приоткрыла ротик да так и осталась в этой позе, словно восковая скульптура мадам Тюссо.
— Мы с вами договорились… — чуть слышно сказал конный милиционер Нечипорук. — Забыли? Вы отняли у меня…
— Я все помню, сержант! — сказал я. — Но решил переиграть. Мне все, тебе ничего! Ага? А ты — собирайся на репетицию!
Лицо Нечипорука потемнело, от чего похорошел до невозможности. Просто глаз не оторвать от этой пары.
— Да! — сказал я. — У меня твоя любовница, твой сын, теперь будет и твоя невеста! Ты сам мне не нужен.
Устраивает? И это за то, что ты ударил меня графином, когда я стал перед тобой на колени. Алена, ты свидетель! Было? Было, я спрашиваю?..
— Но я дала слово, — пролепетала она. Наверно, они были бы замечательными супругами. Чем больше он наливался румянцем, тем сильнее она бледнела. Но мне было наплевать.
— Мне ты дала слово, мне! — Я потыкал пальцем в свое сердце. — Да, я не могу на тебе жениться, но без тебя я тоже не могу. Вот как хочешь! Или ты готова променять музыку на этого кентавра, чтобы он променял тебя потом на шлюху?