Шрифт:
– Немного? Ну да, ну да. Помогай, - подхватив его под руки, Хана с таксистом довели его до машины и положили на заднее сиденье. – Как же ты связалась-то с таким, бедная? Бросай! Если в таком возрасте пьёт, тут уже всё… - официантка покраснела, принятая за пассию парня, который ей мог лишь сниться. Мужчина не обращал внимание на то, как по-разному они выглядели, да и, разбирался ли он на глаз в стоимости одежды, чтобы понять, что они из разных миров? – Куда вам ехать-то?
– Нам? – Хана приложила пальцы к губам. Нет, ей-то с Хосоком не по пути. Но и его адреса она не знает. Она нагнулась над ним на заднем сиденье и затрясла, как яблоню. – Джей-Хоуп! Джей-Хоуп! Какой у вас домашний адрес? – вырубившийся окончательно, он беспробудно лежал, не собираясь раскалываться. – Джей-Хоуп!
– Так куда? – уселся за руль водитель и захлопнул дверь.
– Сейчас, одну минуту! – Хана принялась обыскивать куртку Хосока, чтобы найти документы и прочитать место прописки, но при нем не было ни паспорта, ни водительского удостоверения, ничего, что сказало бы, куда его можно отправить. От обнаруженных в заднем кармане брюк нескольких скомканных крупных купюр она отдернула руку, так и не поняв, что испугало больше: привычка не притрагиваться к чужим деньгам, или ощущение, что она тронула через ткань что-то куда более частное?
– Так что? – поторопил таксист. Девушка замерла, догадываясь, что если не скажет хоть какой-нибудь адрес, то никуда их не повезут. Их! Господи, неужели она тоже поедет? Но ей нужно в общежитие! Зажмурив глаза и представляя, какие хлопоты её ждут, она затолкала длинные ноги Хосока, не желавшие уместиться в авто, закрыла его и, плюхнувшись на переднее пассажирское, пристегнула ремень безопасности, назвав адрес своего общежития.
За всё время проживания и обучения Хана заслужила безукоризненную репутацию. Она никогда не опаздывала, никогда не грубила, не курила, никто не видел её выпивающей, и мужчин она не пыталась к себе провести. Они даже никогда не провожали её, и об этом знали все охранники внизу, и все подруги и знакомые из общаги. И вот настал момент, когда ей понадобилось либо испортить свою репутацию, либо попытаться ею воспользоваться. Через окно, как лазили парни к девушкам, она Хоупа, разумеется, закинуть не смогла бы, а пробудить его по-прежнему не выходило. Он даже порой похрапывал, хоть и негромко.
Набравшись смелости, Хана сочинила историю о том, что её двоюродный брат приехал в столицу, напился с друзьями на радостях от встречи, а потом приехал к ней и добрал. И теперь его некуда было деть. Это всё она с честными глазами выложила охраннику и сжалась, ожидая вердикта – поверит или нет? Знавший, что это одна из отличниц, вечно бегающая с учебниками и возвращающаяся поздно лишь из-за подработки, ночной страж девичьей обители проглотил басню, не веря, что какой-то нарядно разодетый хлыщ, к тому же пьяный, мог бы очаровать эту приличную насквозь девочку, так что не мог быть ни кем иным, кроме как нежданным родственником. Помогая забрать Хосока у таксиста, охранник закрыл ненадолго входную дверь и отлучился с дежурного места, чтобы затащить на нужный этаж невменяемое тело.
Поблагодарив за помощь, Хана с облегчением отметила, что её непутёвых соседок не было в комнате. Наверняка вновь придут из какого-нибудь клуба под утро. Может быть и не одни. Вот уж они удивятся, когда увидят кого-то в постели их «ботанички» и «зубрилы»! Но класть-то Джей-Хоупа больше и некуда было. Девушка сняла с его ног ботинки и уложила его попрямее, сев на стул у рабочего стола. Уф! А дальше что? Где спать самой? Можно было бы задремать на одной из пока свободных кроватей, но её разбудят беспардонно и, того гляди, наорут, что заняла не своё место. Хана подошла к Хосоку и, видя, что он поворочался, попыталась снять с него куртку. Если спать полностью одетым, то на утро будешь себя чувствовать, как попавший под каток. Раздевать полностью она его не будет, но хотя бы верхняя одежда должна быть снята. Вытянув одну руку, студентка вытащила из-под спины основную часть и стала тянуть за второй рукав. Всё-таки, пьяные такие тяжелые! Или это потому, что он такой высокий? Секунду назад безвольная рука сомкнулась на её руке, едва не испугав. Чуть приоткрывшиеся веки Хосока явили его туманный, далекий ото всего взор за завесой пары литров алкоголя. За спиной Ханы горела настольная лампа, давая мало света. Её лицо оставалось в темноте, и лишь силуэт с нимбом прояснился в сознании молодого человека.
– Нури… - прошептал он и потянул за руку.
– Я не… нет-нет, я не Нури! – замотала головой девушка, но сила её сопротивления была меньше, чем та, с которой её захватили. Вопреки упорству, она рухнула на кровать рядом с Хосоком, который притянул её. Веки его снова закрылись, но пальцы на запястье не разомкнулись. – Джей-Хоуп… пустите! – подергалась Хана, но вместо этого вторая рука его поднялась и, приземлившись к ней на плечо, опять попыталась прижать к себе.
– Иди ко мне…
– Джей-Хоуп! Пожалуйста, вы путаете меня с кем-то… - залепетала студентка, отмахивающаяся от пьяных объятий. Она ещё не успела толком сообразить, испытывает ли обиду или ревность, или огорчение, что такой обожаемый, восхищающий её парень зовёт другую, называет другое имя. Он лежал в её постели, был в её власти, и в это всё было так сложно поверить! Хосок приоткрыл глаза и, уставившись в лицо Ханы, ещё плохо разбираемое, дернул её на себя. Обезоруженная его глазами, она упала сверху, и её губы попали на его, ловившие их снизу. Без промедления схватив девушку в охапку, золотой наследник атаковал её поцелуем, жадным и порочным, опасным, как укус змеи. Он вмиг отравил Хану, впервые узнавшую всё сразу: вкус поцелуя, вкус виски, вкус сбывшейся мечты. Разомкнувшая согласно уста, она позволила получить пьяному Хосоку всё, чего потребовали инстинкты, не уснувшие с его сознанием. Хватательно-цепляющие рефлексы не были побеждены спиртным, и он, лаская языком губы девушки, пробираясь между ними и перемещаясь ладонями по ней, ища, как пробраться под одежду, заваливал её с себя под себя. Взгляд его потерялся где-то в её волосах, длинных и черных, распущенных, пока она сидела на стуле и думала, где ей спать. Пальцы Хосока заплелись в них. Подминаемая под него, Хана судорожно соображала, как же остановить всё это, как избавиться от этого наваждения, ведь пусть даже она тайно была в него влюблена, всё же хотела бы взаимной любви и чего-то чистого, а не подвернуться ему под руку, когда он даже не понимает, с кем имеет дело. Но, с другой стороны, разве в трезвом уме и здравом рассудке, когда-нибудь такой как он посмотрит на неё? У неё нет иных шансов, если не сейчас, не здесь. Она мечтала узнать, как он целуется, как это – быть в его объятьях, и вот, это случилось, случается… Прекратить можно – всё зависит от неё. Но что она теряет, кроме девственности? Да, она оттолкнёт Джей-Хоупа, не станет для него мимолётной забавой, которую он и не вспомнит, но кто тогда будет первым у неё? Какой-нибудь скучный парнишка, ухаживающий за ней на факультете? А такой был всего один за последние два года. Она не пользовалась популярностью, она была обыкновенна и бедна, и получить хотя бы вот такую ночь с таким, как Джей-Хоуп – это предел всех желаний.
Вдруг Хана испугалась, что смирившись с тем, что это произойдет, даже где-то внутренне порадовавшись этому, она получит прояснение мозга молодого человека, и он сам передумает. Молчаливая и осторожная, она высвободилась из-под него и, погасив свет полностью, затряслась у стола. Пальцы легли на подол водолазки. Ночь любви с мужчиной грез. Пьяным, непонимающим, но тем самым, из-за которого она плакала вот такими же, только одинокими, ночами, что он никогда её даже не коснётся. Хана сдернула с себя водолазку, повесила её на спинку стула.