– Я когда-нибудь тебя терял? – Джинни стала что-то осознавать.

– Дохи… я позвонила ей, а она сдала меня тебе, да? Конечно, как не растрепать всё своему первому!

– Успокойся, ты перебрала. Теперь я это вижу, - Бобби протянул руку к её стакану, но она схватила его первой и осушила залпом, после чего скукожилась и зафыркала, прошибленная ознобом от крепости. – Может, хватит?

– Ещё! – стукнула она дном по бару.

– Достаточно, - выставил ладонь в сторону бармена Чживон, показывая, кто здесь решает.

– Да кто ты такой, чтобы указывать? Отвали, Бобби! Просто, наконец, отвали от меня! – прокричала она на весь бар, привлекая всеобщее внимание. Парень слез со стула, посмотрев вокруг с извиняющимся выражением.

– Простите, мы уходим. – Положив деньги рядом с опустевшей посудой, Бобби стащил Джинни за локоть на себя. Она начала брыкаться, бормоча какие-то обидные оскорбления. – Перестань, или ты хочешь, чтобы ты уснула тут невменяемая, и тебя поимели все присутствующие завсегдатаи? – Девушка ненадолго притихла и, увлекаемая Чживоном, вышла на улицу, всё-таки прихватив недопитую бутылку соджу, которую не дали долить бармену в стакан.

– А что мне хотеть? Чтоб меня ты поимел? – покачиваясь, остановилась Джинни, поддерживаемая Бобби. Он осматривал её, фактически пьяную, дерзкую и мнящую себя взрослой в таком состоянии, и эта напускная порочность поверх ещё не выпотрошенной подростковости казалось ему дико сексуальной. Особенно возбуждающим было осознание, что она полностью в его власти, что он её защитник на данный момент, а она, такая буйная и мелкая, может сколько угодно выделываться, и всё равно всё будет так, как решит он. Джинни выдала некое «пшшш», злясь и шатаясь. – Я и так этого хочу… - поглядела она в сторону, на перспективу дороги. – Но я тебе не дам! – развернувшись на Бобби, проорала она ему в лицо. Прохожие посмотрели на неё так, словно случайно забрели на улицу красных фонарей.

– Садись на мотоцикл, поехали, - развернул её к нему Бобби.

– Куда? Я с тобой никуда не поеду! – Джинни хотела развернуться и зарядить куда-нибудь Чживону, но он держал её за плечи, и ей никак не удавалось даже завести руку назад. Тем более что в одной у неё всё ещё была бутылка. – Я не хочу никуда! Домой мне нельзя… я в таком виде туда не поеду! Дай мне вернуться в бар!

– Мы поедем ко мне, - насилу усадил он её на сиденье, садясь одновременно позади, чтобы она не подскочила и не убежала. Жаль, что на байках не бывает ремней, пристёгивающих пассажиров!

– Трахаться? – Джинни обернулась через плечо и уперлась лицом в лицо Чживона. Перехватив бутылку из руки в руку, чтобы освободить ту, которую было удобнее поднимать, она возвела её под нос Бобби, явив выставленный средний палец. – Вот тебе! – Посмотрев внимательно на матерный для Америки жест, парень, ничего не говоря, наклонил лицо и, взяв палец губами, втянул его в рот, не больно укусив. Джинни айкнула и попыталась его забрать обратно, но зубы Бобби удержали его. Девушка подергалась и, притихая, замерла с оккупированным пальцем. Нетрезво глядя на гонщика, она загорелась изнутри. Пошлость этого момента превзошла всё пошлое, что когда-либо с ней случалось. Это было даже более развратным, чем когда Юнги входил в неё членом. Бобби разомкнул зубы.

– В следующий раз я могу и откусить.

– Зубы не сломай.

– Мне нравится, что тебя приходится разгрызать, а не проглатывать, как суп.

– Господи! Будда! – подражая брату, добавила Джинни. – В самом деле, может, тебе дать, чтоб ты отстал?

– Ты пять минут назад при трёх десятках свидетелей проорала, что не дашь мне.

– Я пьяна! Мне можно! – открутив крышку бутылки, она присосалась к горлышку. Бобби повернул ключи и, придерживая крепко Джинни, нажал на газ. Мотоцикл рванул, подобно скакуну и девушка, слегка облившись, вынуждена была прекратить пить, хотя после всего употребленного прежнего страха не было, и скорость не пугала, и ветер не мерещился неприятным. И Бобби позади, за спиной, казался напророченным, каким-то непреодолимым, обязательным, неминуемым, который должен быть с ней хоть раз. Один позорный, ужасный, отвратительный в своей безумной страстности раз, когда ей снесёт крышу и она, забыв обо всём, превратится в то низменное создание, которое презирала в себе весь вечер.

Байк притормозил у знакомого подъезда, куда однажды Чживон привозил её не так давно. Перекинув длинную ногу в черных джинсах, чтобы слезть с мотоцикла, парень помог Джинни сползти следом за ним. Он не знал, о чем она там думала, пока ехала, но по её лицу уже текли слёзы и она, дошедшая до кондиции, пихала его, почем зря, приговаривая:

– Я не буду с тобой спать! Не буду! Не буду, сукин сын! Ты тварь, Бобби! Ты меня бесишь!

Он заволок её почти на себе на последний этаж, где дверь была открыта, а за кухонным столом, преданно ожидая, сидела Дохи, хотя прошло минут сорок. Увидев подругу, она ринулась навстречу. Джинни расплывчато опознала приблизившуюся.

– Ага! Я так и знала! Продала меня, да? Ты тоже с ним в заговоре, да? Всё подстроили против меня, сволочи…

– Может, её домой надо было? – посмотрела на Бобби Дохи.

– Она отказалась туда ехать в таком виде. Типа семья вздует. Может, к тебе?