И все же, после того как они погибли, а ты уехал… я много думал. Очень много. И… знаешь, мне безумно нравилась Мили, она была чистой, веселой… она добрейшая женщина, которую я когда-либо знал. И дочь, моя племяшка, была чудесной девочкой, мне очень жаль, что так произошло. Просто наблюдая за тем, какой любовью, каким счастьем они тебя одаривают, я боялся очернить вашу семью своими охотничьими замашками и образом жизни, к которому привык и сам для себя придумал. И дело вовсе не в том, что Милли была наполовину человеком. Поверь, я даже и не задумывался об этом тогда. Вы были единственной моей семьей. И хоть привычка быть таким как я есть, не позволяло мне вести себя по нормальному, вы были мне самыми близкими во всем этом чертовом мире. А когда это произошло… знаешь, как паршиво себя чувствовал? Я был предателем. Я предал тебя. Не поддержал, а осудил. За это я не смог простить себя и ушел с головой в работу, убедив, что поступаю правильно. Я не мог себе позволить быть слабым. Не мог позволить признать ошибки.

— Что вдруг сподвигло тебя все же признать их? — спросил Дааф, внимательно выслушав брата.

— Старею, наверное, — криво усмехнулся констебль. — Я просто понял, что злость на тебя — это мое привычное состояние. Наверное, это не правильно.

— Ага.

— Они ведь действительно были мне дороги.

— Ты — идиот, Ноа, — улыбнулся Дааф, наблюдая за констеблем, — и принципы у тебя тоже идиотские.

— Да, я идиот, — согласился тот. — Знаешь, я ведь часто хожу к ним на могилы… и ничего не могу произнести… даже не прошу прощения, мне его за всю жизнь не вымолить…

— Ты будто не знаешь Мили. Да она бы разревелась от счастья, стоило бы тебе произнести слово 'прости', - улыбнулся старший брат, вспомнив улыбающееся личико жены.

Младший Сальваторе нервно поджал губы и вновь повторил:

— Прости меня Дааф, прости за мое предательство. Тот улыбнулся и, поставив бокал, обогнул стол, подойдя к брату.

— Наконец-то ты повзрослел, мальчишка, — произнес он, и ощутимо так хлопнул Ноа по спине, а затем направил на него указательный палец: — И Пушистика не обижай, а если еще раз решишь меня 'заморозить', чтобы не влезал в вашу перепалку, то я на правах старшего брата переломаю тебе ноги.

— Договорились, — кивнул Ноа, когда первый уселся на свое место.

В столовой опять нависла тишина. После высказанных слов никто не решался нарушить тишину. Может быть, боялись вновь порвать ту тонкую нить, что связала магов, а возможно, это была просто непривычка разговаривать друг с другом. Но тут у констебля вновь загорелся взгляд, и он нарушил молчание:

— Может, ты поступишь обратно на службу? Я буквально сегодня уволил…

— Не все сразу Ноа, — перебил его Дааф, — дай мне нарадоваться на своего непутевого братца, который, о, чудо, решил сегодня немного начать думать головой.

— Всю жизнь думал, что непутевый братец — это ты.

Они дружно рассмеялись, чего не было уже много-много лет.

— Чего же наш Пушистик с тобой такое сделала, что ты враз поумнел? — поинтересовался Дааф.

— Не знаю, наорала, наверное, — хмыкнул Ноа.

— Она хорошая девчонка, добрая, — проговорил маг. — Что собираешься с ней делать после?

— Не знаю, — честно ответил Ноа, почувствовав, что мысль о предстоящем расставании с этой непокорной человечкой отдаётся непонятной яростью, — возможно ничего. У неё есть хороший хозяин…

— Забери себе, — предложил Дааф. — Хоть питаться будешь нормально. Да и влияет она на тебя явно положительно.

— Ты хочешь свести меня в могилу? У меня и так глаз дергается! Эта девчонка порой вводит меня в ступор…

— Ну-ну. А чего злишься? — хитро поинтересовался брат.

Сальваторе нахмурился.

— Вот и подумай над этим на досуге, — разулыбался Дааф, и поднялся со стула. — Пойду еще за бутылочкой сгоняю.

— Эй, Дааф! — позвал Ноа, когда тот был уже у двери, — А какого черта ты носишь очки?

— Зрение упало из-за того, что читал много книжек дочери перед сном, — отозвался тот, — не хочу его поправлять.

Впервые за много лет, братья проговорили всю ночь напролет, делясь друг с другом теми вещами, которые каждый носил внутри. Впервые Сальваторе расслабился настолько, что ощутил какое-то удивительное спокойствие, чего не было уже давно. Он чувствовал, что ему ничего не мешает вот так просто сидеть и не контролировать каждую свою фразу, не думать над тем, что сказать в следующую секунду. Ноа просто наслаждался моментом пустой болтовни с братом, с непривычкой ощутив себя младшим. Действительно, Рая сделала практически невозможное. Она заставила братьев услышать друг друга.

* * *

Я проснулась с утра ужасно не выспавшейся. Пятый по обыкновению храпел, поэтому не стала застилать кровать, чтобы не разбудить моего лохматого дружка, так мило он выглядел, сжавшись в клубочек. На скорую руку закончив с туалетом, я, зевая во весь рот, поспешила спуститься вниз, чтобы приготовить завтрак. Первое, что удивило, это тонкий запах вчерашнего перегара, поселившийся в холле. А затем, на последней ступеньке, я запнулась о валявшийся ботинок и, не удержавшись, полетела вниз, приземлившись аккурат около дивана, где с удивлением обнаружила спящих Даафа и Ноа.