– Мать по весне с одним мудаком сошлась, а у него вот такое уёбище. Теперь меня заставляют везде с ним таскаться. Вот кто за ним до этого следил?

Витька раздражённо дёрнул ногой, сгоняя надоедливую муху.

– М-да, не повезло, – равнодушно бросил похожий на цыгана Мишка, лениво потягиваясь.

– У тебя, значит, теперь есть отчим и брат? – оживился другой его приятель – смешливый и непоседливый Юрик.

И, дождавшись недовольного кивка, с интересом спросил:

– А что отчим? Не достаёт?

– Пусть только попробует, – Витька выпятил грудь и согнул в локте руку, демонстрируя бицепс, неплохо накачанный для его возраста.

Мишка посмотрел немного завистливо, а Юрка ткнул пальцем и уважительно цыкнул. Насладившись реакцией приятелей, Витька расслабился и опять улёгся на спину, закинув ногу на ногу, и ворчливо пробормотал:

– Мать говорит, дом мужского внимания требует. Ну, в деревне ладно. У бабы Зины дом, конечно, ещё крепкий, а вот сарай уже заваливаться начал. Только ведь года через два я и сам бы всё поправил. Вот чё, потерпеть не могла? А в городе так вообще проблем нет. Много ли в квартире мужской работы? Что я, выключатель не смогу починить? Или там полку какую прибить. Разве нам вдвоём плохо было? Нет ведь. Нашла себе мудака… Вообще-то он всё больше молчит. Правда, когда напьётся, совсем дурной становится. Но к нам с матерью не лезет, своего начинает строить. Поначалу попытался и меня воспитывать, да я быстро ему показал «кто из ху». Сказал, что он мне не батя, чтобы меня воспитывать. А будет лезть, мы его с пацанами возле гаражей встретим, вот тогда и поговорим. Теперь он на меня внимания не обращает, только своего уёбыша достаёт. Да и тут мать ему не даёт сильно развернуться. Защищает мелкого, как родного.

Витька приподнялся, облокотившись на предплечья, и покосился на мальчишку.

Тот, путаясь в леске, пытался забросить удочку с берега. Долго сосредоточенно примеривался, потом широко, от плеча, размахнул удилищем – чуть не зацепив крючком уже и так пострадавшие шорты – и немного неуклюже выбросил вперёд. Внимательно проследил за шлёпнувшимся в воду поплавком и быстро-быстро что-то зашептал себе под нос – то ли ругаясь, то ли колдуя на большой улов.

«Ну что за идиот?» – Витька смотрел, недобро щуря глаза.

Словно почувствовав его пристальный взгляд, Лёшка обернулся и, перестав бормотать, обезоруживающе улыбнулся. И Витька вдруг смутился, будто его поймали за чем-то постыдным. И от этого разозлился ещё больше.

Пацан напрягал его с первого дня. Он казался до неприличия наивным и чистым. В доверчиво распахнутых глазах словно жило ожидание чуда. Будто он каждую минуту ждёт, что вот сейчас произойдёт что-то сказочно-хорошее. А когда он смотрел на окружающих людей, его взгляд говорил: «Я знаю, ты хороший. Я верю тебе».

И всё время улыбался как малахольный: отцу, Витькиной матери, самому Витьке и даже старой соседке – вреднющей бабе Мане. Но Витька в свои неполные шестнадцать давно уже не верил, что в наше время, когда даже двухлетний ребёнок знает свою выгоду, кто-то может быть бескорыстно-искренним, и каждый раз ждал подвоха. Конечно, мотивы пацана Витька мог понять – родной отец обращал на Лёшку внимание, только «приняв на грудь». И то только для того, чтобы в очередной раз отругать или шлёпнуть тяжёлой мозолистой ладонью по заднице. Было ясно, что заступаться за сына, в случае чего, он точно не будет. Поэтому положение Лёшки в новой семье полностью зависело от того, как к нему отнесутся мачеха и её сын.

Мать сразу повелась на эту открытую улыбку и относилась к «Лёшику» даже лучше, чем к родному сыну. Витьку это злило. И ещё – Витька сам никогда не прогибался перед теми кто сильнее и в других терпеть не мог заискивания и льстивого старания угодить. А в этой показной, как ему казалось, искренности и немом обожании во взгляде, когда Лёшка смотрел на него, Витька видел только расчёт. Но он никому не позволял использовать себя, и тем более это не удастся семилетнему пацану.

– Блядь, всё лыбится и лыбится. И прилип ко мне, как банный лист к голой жопе.

Зло сплюнув сквозь зубы, Витька поднялся, отряхивая налипший песок, и побежал к пруду, с размаха врезаясь в воду, нарочно обдавая стоящего на берегу мальчика веером брызг.

Остальные тут же повскакали с мест и с хохотом последовали за ним, стараясь поднять как можно больше волн и брызг и перебаламутить воду.

Лёшка стоял на берегу – мокрый с головы до ног, с налипшими на лоб черными прядями – и смешно морщил нос с повисшей на кончике прозрачной каплей воды.