«Зачем меня тащили внутрь, чтобы снова выгнать?» – на испуганном лице странницы промелькнуло недоумение. Она попятилась было к двери, но тут посмотрела в лицо Герванту.

– Дверь-то заприте уже, – хмыкнул он.

Главарь оглядел ее с головы до пят тяжелым тягучим взглядом, от которого девушке захотелось закрыться, хоть рукой. Ей показалось, что разбойник не смотрит на нее, а целится. Гервант задумчиво почесал щетинистый подбородок.

– Эх, Гвидо, Гвидо. И ты туда же! Меня считают зверем и сволочью, но я справедлив и добр. Отмыть девчонку, накормить, одеть по-человечески – вот что я имел в виду. И вообще, в этой забегаловке баб больше, чем надо, они-то на что?

С этими словами Гервант уставился в округлую, как две тыквы, грудь жены трактирщика. Сметливая баба быстро просекла, чем задобрить грабителя:

– С нашим удовольствием, господин, не извольте гневаться. Отмоем, оденем. И глазом не моргнете, как сделаем хорошенькой, будто куколка.

– А ну-ка пойдем, пока твоей кровью мне полы не запачкали. Знала бы, как потом доски стругать, не стояла бы столбом! – шипела она, таща за собой странницу в недра трактира, —принесла тебя нелегкая, не подают у нас!

Разбойники проводили странницу смешками и пожеланиями легкого пара. Очевидно, Гервант задумал интересное представление. Иногда главарь был слишком крут, всегда отчаянно хамил, но и развлекаться умел. Вечер сулил новые забавы.

Беспомощно оглядываясь по сторонам, странница не заметила ловкую руку, мелькнувшую у ее пояса. Сверкнуло маленькое лезвие, и кошель с деньгами дварфа исчез.

– Всю выручку за неделю забрали, а нажрут и того больше, ироды окаянные! – не стесняясь в выражениях, причитала трактирщица, подталкивая девушку вверх по крутой лестнице, – а теперь еще ты им понадобилась – сколько я сейчас одежи на тебя изведу, не считая воды?

Мансарда трактира была традиционно разделена на две части: общее помещение для случайных постояльцев с рядами подвесных коек, в морейском просторечье называемое «стойлом», и отдельные комнаты для состоятельных гостей. В одной из них, маленькой и темной, стояла дубовая колода, служившая ванной для купания. Пока другая баба носила воду, а трактирщица рылась в комоде, странница подошла к окну, забранному ставнями – о такой роскоши, как стекла, в Морейских селениях и не мечтали. Потихоньку потянув глухую деревянную доску на себя, она выглянула в щель. Снаружи смеркалось. Разглядеть, какие сюрпризы ждут ее на земле, девушка не смогла, только напустила холод.

– Ты не вздумай вниз сигать, костей не соберешь! – заметив ее интерес, заголосила баба, – а мне из-за тебя избу спалят! Полезай мыться, прынцесса дорожная! И раздевайся, мы твою гнилую одежу в печке сожжем.

Странница избавилась от заскорузлого платья и, прикрываясь руками, залезла в колоду. Ванна не была горячей, но после холодного душа осенних дождей она показалась девушке сказочно прекрасной. Хозяйка трактира кидала в колоду какие-то пахучие травы, от которых вода становилась мыльной, и приговаривала:

– Худая-то, господи! Только бы не болезная! А спина-то как располосована! Ой, чует мое сердце, что за дело! Голову вымой! Не волосы, а хвост кобылий, как я его расчешу?!

Взяв ножницы для стрижки овец, баба обрезала безнадежно спутанные пряди по линии лопаток. Широкое лицо трактирщицы блестело от пота и усилий, ее стараниями кожа бродяжки становилась все светлее, а из длинных волос вымывалась пыль и глина. Погрузившись в ароматную воду с головой, девушка наслаждалась теплом и непривычным ощущением чистоты. Неизвестно, что ждет ее внизу, но здесь несравнимо лучше, чем на Проклятой дороге. Куда же исчезли деньги? Сняв одежду, странница не обнаружила кошелька Гарта Бадена.

Внизу грохотали мебелью, сдвигая столы и скамьи к центру, чтобы разбойникам было удобнее пировать всем вместе. Скрипели полы под топотом ног трактирной челяди, разносящей кушанья, гудели голоса… На лестнице слышалась чья-то перебранка.

– Отдай Герванту!

– Еще чего! Да пошел ты лесом, Лето! Я заприметил, значит – мое! Давай между нами поделим. Я к тебе, как к другу, а ты! – голос был тонкий, мальчишеский, в нем звучало возмущение.

– Я тоже заметил! Ты сработал грубо, как щипач уличный. Может, не только у меня глаз острый, а? А если главный видел? Я тебя выгораживать не стану! – веский аргумент заставил тонкий голос замолчать.

Старший воспользовался минутой сомнения младшего, послышался недолгий шум борьбы, сдавленный возглас и шаги разбойников проскрипели вниз.

– Обязательно было мне синяки ставить, да? Сам бы отдал! – жаловался обиженный вор.

– Вот. У нее на поясе было.

Бросив перед Гервантом кошелек из коричневой замши, молодой разбойник окинул взглядом зал, выискивая девицу посимпатичнее из тех, что разносили еду и выпивку. На его полных, четко вырезанных, с приподнятыми уголками губах появилась зазывная улыбка. Но парень мог обойтись и без дополнительных ухищрений: высокий и ладный, орехово-смуглый, кареглазый, с выгоревшими на солнце кудрями разбойник неизменно привлекал к себе внимание противоположного пола.